Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

– И еще одно. О прошлом вечере. Я был в зале, а ты выходила из-за кулис. Мальчик шалил – свистел и хлопал дверьми. Почему-то я подумал о «Вишневом саде». Подсознательно. Безотчетно.

– «Вишневый сад»?

– Да, и мисс Джоан Литлвуд.

– Странная смесь. Она ведь никогда не ставила «Вишневый сад»?

– Вроде бы нет. Ох, черт, как бы мне хотелось… Да! – возбужденно воскликнул Перегрин. – И тогда мимолетно вспомнилась цитата: «исчезла с… ароматом и»… Откуда-то из Уолтера де ла Мэра. Некое полувоспоминание о сновидении, когда мы шли по лужам Уорфингерс-лейн. Почему? С чего бы?

– А какая здесь связь с Тревором или Джоббинсом?

– Знаю, никакой. Тем не менее, меня не покидает дурацкое чувство, что ниточка есть…

– Не пытайся вспомнить, и тогда вспомнишь.

– Ладно. Так или иначе, сочинение о каникулах готово. Интересно, Аллейн еще в театре?

– Позвони туда.

– Хорошо. Кстати, что это ты таскаешь с собой целый день?

– Покажу, когда позвонишь.

В «Дельфине» трубку взял полицейский и сказал, что Аллейн в Скотленд-Ярде. Звонок перевели с ошеломляющей быстротой.

– Я все дописал, – доложил Перегрин. – Хотите, чтобы я принес вам?

– Очень хотел бы. Спасибо, Джей. Вспомнили что-нибудь новое?

– Боюсь, не много… – В трубке что-то затрещало.

– Что? – переспросил Аллейн. – Что там трещит? Что вы сказали? Ничего нового?

– Есть! – внезапно заорал в трубку Перегрин. – Есть! Вы очень помогли. Все сложилось! Да. Да. Да.

– Вы там что, попсовую песенку исполняете?.. Я буду здесь еще примерно час. В Скотленд-Ярде спросите на входе, и вам покажут, куда идти. До встречи.

– Ты вспомнил? – воскликнула Эмили.

И когда Перегрин ей рассказал, она тоже вспомнила.

Он снова открыл свой отчет и лихорадочно застрочил. Эмили развернула сверток. Когда Перегрин дописал и повернулся в кресле, на него важно смотрел акварельный портрет румяного джентльмена. Волосы были зачесаны в петушиный гребешок, усы торчали, как проволока, а выдающиеся глаза гордо горели из-под шикарных бровей. Одет был джентльмен в сюртук с атласными отворотами и яркий жилет и сверкал тремя золотыми цепочками, алмазной булавкой для галстука и многочисленными кольцами. Панталоны были заправлены в лакированные ботинки, а рука в сиреневой перчатке держала цилиндр с загнутыми полями. Джентльмен выпрямил одну ногу, согнул другую и был великолепен.

А за ним, нарисованный легкими штрихами, едва узнаваемый, виднелся знакомый восхитительный фасад.

– Эмили? Это же… Неужели…

– Читай.

Перегрин подошел ближе. Да, выцветшими чернилами под картиной было написано: «Мистер Адольф Руби у театра “Дельфин”. Серия “Исторические портреты”, 23 апреля 1855 г.»

– Это подарок, – сказала Эмили. – Я готовила его, чтобы при менее ужасных обстоятельствах отпраздновать первые полгода «Дельфина». Хотела отдать в мастерскую, чтобы сделали соответствующую рамку, но решила отдать тебе сейчас, чтобы поднять настроение.

Перегрин бросился ее целовать.

– Эй, – сказала она. – Тише!

– Но где, моя дорогая, где?..

– Мне рассказал о репродукции Чарли Рэндом. Наткнулся на нее, когда рыскал в магазине репродукций на Лонг-акр. Правда, Чарли странный? Он и не думал покупать себе, сказал, что ищет вещи не позднее 1815 года. И я купила.

– Это не репродукция, во имя всего святого, это оригинал! Настоящая работа Физа, Эмили! Да, мы сделаем рамку и повесим ее… – Перегрин замолк на мгновение. – Повесим в лучшем месте. Господи, да Джер запрыгает от счастья!

– А где он?

– Должен бы уже вернуться… Эмили, я не представляю, смог бы я рассказать кому-то то, что скажу сейчас тебе. Знаешь, что натворил Джер?

И Перегрин поведал Эмили о Джереми и перчатке.

– Он, наверное, свихнулся, – покачала головой девушка.

– Как с ним поступит Аллейн, представить не могу. А ты, похоже, не так и удивлена.

– Удивлена? Ну… не совсем. Когда мы готовили реквизит, Джереми без умолку говорил о перчатке. Он просто свихнулся на теме владельца. Гарри однажды высказался в том смысле, что стоимость подобных вещей искусственно завышена. Джереми так побагровел… Я думала, вот-вот начнется драка. Перри, в чем дело? Я нагрубила?

– Нет, нет. Конечно, нет.

– Нагрубила, – сказала Эмили с раскаянием в голосе. – Он замечательный друг, а я говорила о нем, как о каком-то чудаке. Я прошу прощения.

– Не нужно. Я знаю его. Только жалею, что он наделал дел.

Перегрин прошел к окну и стал смотреть через реку на «Дельфин». Вчера вечером, подумал он, каких-то шестнадцать часов назад, в этом сумеречном здании мелькало нелепое пальто. Вчера вечером… Он посмотрел вниз, на улицу. Со стороны моста показалась рыжая голова, торчащая над крупными плечами и украшенная, подобно классической амфоре, парой выдающихся ушей.

– А вот и Джер, – сказал Перегрин. – Значит, его не арестовали.

– Я пойду.

– Не уходи. Мне нужно забросить мою писанину в Скотленд-Ярд. Поедем со мной. А потом я отвезу тебя домой.

– А у тебя нет других дел? Звонить, договариваться… И что с Тревором?

– Никаких изменений. Больше проблем с мамашей. Требует компенсацию – но это, слава богу, головная боль Гринслейда и Уинти. Мы готовы сделать все, что положено, и даже больше, но она пошла вразнос.