Мертвая земля

Второй тип огораживаний был совсем иным. Именно с этими огораживаниями и намеревалась бороться комиссия, возглавляемая Хейлзом. Землевладелец, стремясь расширить пастбища для своих овец, захватывал мелкие фермы, бесцеремонно прогоняя их владельцев прочь. Нередко объектом помещичьих притязаний оказывались и земли, принадлежавшие общине. Иногда богач просто выпускал на пастбище такое количество овец, что для крестьянского скота места уже не оставалось, но чаще он обносил участок изгородью, хотя это и противоречило закону. Деревня, лишившаяся общинных земель, лишалась и возможности нормально жить. Крестьяне имели формальное право обратиться в суд, но осуществить это на практике им было весьма затруднительно[51].

Многие землевладельцы вышли на земельный рынок в 1530-е и 1540-е годы, приобретя бывшие монастырские угодья на условиях «рыцарского служения» королю: это означало, что они выплачивали в государственную казну феодальные пошлины. Нередко – с помощью недобросовестных государственных чиновников, местных феодалов и представителей Ведомства по делам конфискованного имущества – им удавалось переложить бремя пошлин на плечи своих арендаторов[52]. Потом хозяева прогоняли их прочь или же выплачивали им незначительную компенсацию[53].

В 1540-е годы в результате инфляции сильно обесценились деньги, которые землевладельцы получали в качестве арендной платы, в то время как спрос на овечью шерсть значительно возрос – в течение 1548 года цены на шерсть удвоились[54]. Для того чтобы разводить овец, требовались пастух, мальчик-подпасок, собака и, разумеется, пастбище; крестьяне, лишившиеся своих земель, зачастую пополняли ряды так называемых бесхозных людей, устремляясь в города в поисках заработка. Другие, несмотря на тяжелые обстоятельства, предпочитали оставаться в деревне. В 1540-е годы в некоторых частях Англии огораживания проводились с таким размахом, что люди, ставшие жертвами этого процесса, оказались в отчаянном положении.

1549 год начался для протектора Сомерсета неудачно. Его младший брат Томас Сеймур, всегда склонный к политическим авантюрам, еще в 1547 году женился на Екатерине Парр, вдове Генриха VIII. После того как в сентябре 1548-го жена его умерла в родах, Томас пустился во все тяжкие: он вымогал взятки у пиратов, с которыми, будучи лордом-адмиралом, был обязан бороться, и шантажировал смотрителя Бристольского монетного двора, требуя снабжать его новенькими монетами. В своем замке Садели Томас устроил склад оружия, откровенно обнаруживая намерение отнять у старшего брата пост протектора. К тому же он пытался ухаживать за леди Елизаветой, действуя через ее приближенных. Разумеется, подобная деятельность не могла остаться незамеченной. В январе 1549 года Томас Сеймур был арестован и обвинен в государственной измене. Елизавету подвергли допросу, однако она сумела доказать, что не имела намерения выйти за него замуж, и была отпущена на свободу. Тем не менее имелись другие очевидные доказательства измены Томаса Сеймура, и протектору ничего не оставалось, кроме как приговорить родного брата к смертной казни, которая и состоялась в марте 1549-го. Несомненно, история с Томасом Сеймуром существенно ослабила позиции герцога Сомерсета[55].

Ну и наконец, необходимо учитывать еще один важный фактор – погоду. Три года подряд, с 1546-го по 1548-й, выдались плодородными, однако зима 1548/49 года оказалась на редкость холодной[56], и уже весной стало ясно, что на богатый урожай рассчитывать не приходится[57]. Это обернулось для Англии настоящим бедствием.

В апреле 1549 года Сомерсет выпустил очередное воззвание, в котором сообщал, что король намерен сделать более строгим Закон об огораживаниях, принятый при Генрихе VII, и «строго следить за тем, чтобы закон сей выполнялся неукоснительно, а все виновные в его нарушениях были подвергнуты строгим карам». Членам Комиссии по огораживаниям было приказано «со всей возможной быстротой и отменным старанием» приступить к искоренению правонарушений по всей стране[58]. Если бы намерения, высказанные в этом воззвании, осуществились в реальности, это положило бы конец росту крупных овцеводческих хозяйств. Воззвание, распространенное по всей стране, породило определенные надежды и упования; однако крестьяне не могли не замечать, что ныне, как и в 1548 году, не создано никаких условий для проведения закона в жизнь.