Мертвая зыбь

Утром в гостинице, где остановился Якушев, Марков попытался взять реванш:

- Почему вы не сказали о военачальниках, о воинских частях, на которые можно положиться?

Якушев:

- Об этом я могу говорить с глазу на глаз с его императорским высочеством. И с вами. А вы собрали целое новгородское вече. Подумайте: мы получили такие жестокие уроки!

В то утро было решено, что Якушев едет с Араповым в Париж через Франкфурт-на-Майне - французскую зону, с паспортом на имя Федорова. Марков вручил два письма приближенным Николая Николаевича - князю Оболенскому и графу Гендрикову.

Нужно ли добавить, что фон Лампе тоже снабдил его рекомендательными письмами к представителям штаба Врангеля в Париже - генералам Хольмсену и Миллеру.

14 августа 1923 года, с рекомендациями двух враждующих эмигрантских организаций, через Висбаден, в автомобиле Арапова, Якушев прибыл в Париж.

25

До революции Якушев приезжал в Париж, что называется, встряхнуться. Останавливался в отеле "Амбасадор". Ему правилась французская учтивость: его именовали де Якушев - это "де" означало дворянское происхождение; обращались к нему не иначе как "экселанс", то есть "превосходительство". Правда, за это приходилось давать щедрые чаевые.

В Париже у него была в то время миловидная приятельница, с которой он посещал "Табарэн" и ездил на две недели в Ниццу. До 1914 года русские считались дорогими гостями в Париже. Правда, были в то время и другие русские; они жили на левом берегу Сены, занимались политикой и причиняли беспокойство французской полиции. Таких русских Якушев старался не замечать. За ними следили чины русской охранки в штатском.

Теперь, за десять лет, все изменилось. Русские были не те, и французы забыли прежнюю учтивость. Утром, в скверной гостинице, Якушев развернул русскую газету. Его поразило обилие объявлений о русских ресторанах, знакомые названия: "Мало-Ярославец", "Мартьяныч", "Доминик", "Петроград", "Тройка", "Кавказский погребок" и почему-то "Душка" - "роскошный тенистый сад, волшебное освещение, цыгане, кухня под наблюдением Жоржа Голицына", "Водка поставщика двора Его Величества - "Петр Смирнов и сыновья".

"Однако быстро они сориентировались", - подумал Якушев и далее прочитал сообщение о том, что в день храмового праздника лейб-гвардии его величества кирасирского полка будет отслужен молебен; тут же "Союз галлиполийцев" извещал, что в его церкви состоится молебен по случаю дня ангела генерала А.П.Кутепова. О нем Якушев знал, а "Союз галлиполийцев" объединял, как известно, заклятых врагов советской власти, рядом с этим извещением был напечатан некролог, посвященный какому-то губернскому предводителю дворянства барону Унгерн-Штернбергу, затем небольшая заметка о прерогативах земских начальников в будущей России. На второй полосе выделялась размером статья какого-то профессора. От нее разило таким верноподданническим духом, что тут же вспомнились черносотенные газеты "Русское знамя" и "Вече". Эти газеты были любимым чтением малограмотных дворников, мелких лавочников и мясников, состоявших в "Союзе Михаила-архангела".

"Уж лучше бы рекламировали свои кабаки и огурчики собственного засола, - со вздохом подумал Якушев об эмигрантах. - А я ведь совсем недавно принимал всерьез этих "белых витязей".

Он побрился, оделся и спустился в вестибюль гостиницы.

Арапова уже не застал. Опекать Якушева было некому. В угловом кафе ему принесли жидкий кофе и черствый бриош. Видимо, русских здесь не очень почитали.

Якушев знакомился с Парижем 1923 года. Как изменился этот город по сравнению с довоенным временем! Он оставил его в 1908 году, когда улицами владели извозчичьи экипажи - фиакры, а на весь Париж было лишь несколько тысяч автомобилей, громоздких и неуклюжих. Город был наполнен перезвоном колокольчиков. Это фиакры подавали сигналы прохожим. То, что казалось тогда Якушеву ослепительной иллюминацией в витринах магазинов, меркло перед феерией разноцветных огней, которая поражала приезжих в 1923 году.

В довоенные годы очень редко можно было услышать здесь русскую речь, а теперь в районе авеню Ваграм она всюду. Но что это был за язык! За три года русские эмигранты стали говорить на каком-то странном наречии. Господин в поношенном пальто говорил даме:

- Возьмешь метро на Этуали, сделаешь корреспонданс на Трокадеро и попадешь в тентюрири* в апремидишное время**.

______________

* В химчистку.

** В послеобеденное время.

Дама отвечала:

- Са ва. У нас к динэ пол лапена и сельдерей*.

______________

* Идет. У нас к обеду половина кролика и сельдерей.

Обедал Якушев в районе Бианкура, в русском ресторане "Медведь", который в шутку называли "Собранием сводного офицерского полка". Здесь обращались друг к другу по чинам: ротмистр, капитан, поручик. Все они были либо шоферы, либо рабочие завода Рено.

Завязался разговор с усатым хорунжим. Тот сказал, что русских шоферов более двух тысяч, половина из "Союза галлиполийцев", все бравые рубаки. Казаки собираются пока что строить себе хаты под Парижем.

- А потом бросать все и на Дон?

- А вы сами откуда? - спросил хорунжий.

- Из Варшавы. А был в Сербии.