Мертвая

Ради этакого случая он облачился в строгий костюм того глубокого темно-зеленого цвета, который людям несведущим кажется почти черным. Блестели запонки и глаза. Удавка галстука прочно сжимала шею, и Вильгельм то и дело просовывал под нее пальцы, однако избавиться вовсе не спешил. Почему-то я не удивилась, обнаружив в гостиной белые розы – наверняка, Гюнтер постарался, – и Монка, который в отличие от роз был растрепан и выглядел не по-праздничному мрачным. Свет его дрожал, грозя погаснуть в любой момент, а тело… тело, сдается мне, вскоре не выдержит силы божественной благодати.

– И то,и другое.

Жених выглядел подозрительно довольным. Нет, я понимаю, что счастье, оно такое… с привкусом безумия. Да и… я ведь сама предложила. А он согласился. И все вокруг поддержали… и есть ли в этом смысл?

– Я позволил себе принести, – Гюнтер с поклоном протянул поднос, на котором виднелась маленькая бархатная коробочка. – Ваша матушка как-то посетовала, что вынуждена была принять родовые артефакты Вирхдаммтервег, тогда как ее род имел собственные…

Два кольца… Два треклятых кольца из лунного серебра. Красивые, чего уж тут. Широкие ободки, на которых вьются то ли узоры,то ли руны, складываясь в сложное заклятье древнего языка. Надо же… а ведь я совсем ничего не знаю про род матушки, кроме того, что этот род не помог. …или помогать было некому?

– Благодарю, – я протянула коробочку Диттеру, надеясь, что у него хватит здравого смысла не перечить. В конце концов, потом купит мне другое колечко… если доживет.

Наверное, он подумал о том же.

– Спасибо.

…молитву читал Монк. Вильгельм устроился в кресле и оттуда мрачно наблюдал за происходящим. Гюнтер позволил себе достать платок. Я же… Молилась? Нет, свету молиться поздновато уже… просто говорила. Про себя. С ним и с другими, если они есть, не важно ли, отражением единого великого бога, воплощениями его или собственно самостоятельными сущностями. Главное, сущности эти вполне способны были понять меня. …услышать.

Я никогда не была доброй и вряд ли таковой стану. Добродетельность? Смешно… добродетель и ведьма – вещи несовместимые… смирение? Любовь к ближнему? Нет, это для других… для правильных… таких, как Диттер, который смотрит на меня и так, что… он бы отказался. Если бы не знал, что умрет. Перед смертью все кажется немножечко иным. И… и допустим, будь у него больше времени, он бы подумал, что не достоин. Кто он, и кто я… кто мы оба перед лицом вечности? Какие глупые мысли. А сухие розы ощерились шипами.

…улыбается. И я улыбаюсь в ответ. Не хочу, потому что улыбающаяся невеста выглядит сущей идиоткой,только не получается… все будет хорошо. Когда-нибудь. У кого-нибудь… и скепсис во взгляде Вильгельма лишь заставляет стиснуть зубы. Не позволю… не знаю, как, но я не позволю ему умереть. А потом… как-нибудь… не уживемся? И ладно, разводы не запрещены… главное, чтобы жил. Голос Монка доносится откуда-то сверху. Или сбоку. Он далекий, как звон колоколов…

…в этой церкви многие собрались, чтобы посмотреть на невесту, которую молодой барон привез из-за моря. Поговаривали, будто у этой невесты все тело покрыто шерстью и хвост имеется, а женился он, потому как девка – не просто так девка. Ведьма. Сильная. Колокола гудели. И толпа у церкви волновалась. Первые ряды смыкались теснее, не желая пропускать остальных. Во-первых, любопытно было всем, во-вторых, поговаривали, что за хвостатой невестой батюшка ее,изрядный язычник, но богатый, дал два воза золота, а ещё серебра немеряно. И это серебро по старой традиции будут в толпу кидать.

Я вздохнула. И осмотрелась. Храм был… и не был. Было здание, но лишенное силы, обездоленное. И я, чувствуя боль его, коснулась колонны. Сквозь колючую ткань перчаток – местные одеяния пусть и отличались роскошью, но были на редкость неудобны – я ощутила холодный камень.

Проснись. И живи… я наклонилась, касаясь этого камня губами, наполняя его своим дыханием. И сила, спавшая во мне, очнулась, потянулась, переливаясь в пустой сосуд. Да,так будет хорошо. Замолчали жрецы. Громкие и шумные. Пустые, как их храм, хотя и обряженные в богатые одежды. Мне были не понятны они, а они, я чувствовала, не понимали меня. Но мой супруг, мужчина, который держал меня за руку, взмахнул, и песнопения продолжились. Χорошо.

Он заглянул мне в глаза и спросил:

– Что ты сделала?

– Место, – мне было легко говорить с ним, поскольку он видел и знал куда больше других людей. И что самое удивительное, это знание не испугало и не отвратило его. – Пустое. Было. Теперь Она придет.

Он кивнул. Он склонил голову, окинув храм новым взглядом,и произнес:

– Тогда надо подготовить ей дом… еще один.

…здешние дома, возведенные из серого камня, были строги и темны. Они напоминали мне то самое платье, в которое меня облачили служанки, – тяжелое и тесное. Пусть. Так надо.

Он сказал, а я верю и буду терпеть.

– Уже недолго осталось, – мой муж умел улыбаться,и в глазах его загорались алые искры силы. – Потерпи…