Мертвец

– Да, действительно, – согласился Упырь. – Глупо… Такой путь проделать – и всё зря…

Упырь почесал лоб, подумал и сказал:

– Ерунда. Конечно же, ерунда, нервы. Пойдём.

Он улыбнулся, поёжился и пошагал вперёд.

Провал должен был возникнуть неожиданно, говорили так. Почему многие падают в него – потому, что он прыгает, как зверь. И не успеваешь сделать шаг назад, голова кружится – и всё, полетел… Тьма.

Я сбросил рюкзак, надо подойти к провалу налегке, мало ли что, вдруг придётся побарахтаться. Скорее всего мне не придётся ничего делать, скорее всего меня слизнёт с краю, говорят, так всегда случается, провал прыгает, от него не увернуться.

Я сбросил куртку.

Упырь шагал вперёд. Катился, как мячик. А потом остановился. И я остановился, в нескольких шагах от него.

– Провал, – прошептал он. – Видишь?

Я видел.

– Настоящий, – подтвердил я. – Сделаем так…

Дыхание перехватило, я взял фляжку, отхлебнул, но проглотить воду не смог, выплюнул. Огляделся. Метрах в трёхстах справа был ещё один провал. То, что надо, как раз.

Я вытер рукавом пот, рукав почти промок.

– Сделаем так, – сказал я, – будем обследовать их постепенно, один за другим. Но их тут много, так что ты иди к этому, а я к тому. Надо подойти как можно ближе и посмотреть вниз… Ты понял?

– Понял.

– Ну, тогда пойдём. Ты налево, я направо. Не спеши.

Скользких камней стало больше, казалось, что они блестят и пускают в меня солнечные зайчики. Сейчас бы поспать хорошенько, если бы я отоспался, то стало бы гораздо лучше, я знаю.

Я повернулся и направился к правому провалу. Оглядывался, даже не оглядывался, а смотрел всё время на Упыря. Он всё ещё стоял, потом спрыгнул и пошагал в нужную сторону.

– Осторожнее! – посоветовал я. – Камни скользкие…

Упырь сделал несколько шагов, замер на секунду и двинулся тоже. Он не торопился, шагал деревянно, механически, робот. Остановился, опять остановился, ну что же такое, почему это всё никак не кончится!!!

Я рванул к нему. Собравшись, скопив в кулак всё, что ещё осталось. Бежал, запинался, упал, разодрав о камень руку. Упырь мялся, оглядывался назад, словно вляпался в смолу.

Я подбежал, близко, вплотную почти, так что он отшатнулся, будто я был чудищем каким.

– Ну что? Что опять?! Так мы тут до вечера протопчемся, Озеров уже идёт по следам…

– Страшно, – признался Упырь. – Страшно…

И уставился на меня. И мне захотелось взять, схватить его за шкирку, треснуть в лоб и тащить, тащить туда, к обрыву.

– Да чего страшного-то? Подойдёшь, посмотришь, если чего там увидишь, то мне свистанёшь… А я в свой провал провалюсь… тьфу ты, блин, совсем уже всё… Посмотрю в свой провал. Встретимся через пять минут…

Упырь не двигался.

– Ну, ладно, – сказал я. – Ты же сам сказал: чего, зря, что ли, в такую даль тащились? Ты же сам хотел на эти провалы…

– Я не знаю всё-таки…

– Давай! – рявкнул я. – Пошёл! Пошёл…

Голова стремительно наливалась болью, в глаза протекала красная муть, зубы болели, всё болело.

– Пошёл!

Я смотрел на Упыря и никак не мог понять. Или глазам поверить, что ли… С ним случилось что-то. Или мне так казалось уже, не знаю. Лицо у него как-то изменилось. Расправилось, что ли…

Зачем всё так?

Будто взяли это упырское лицо и помыли водой с серебром и отразили в кривом зеркале, и всё выправилось, был Упырь, стал Денис. Человек.

– Ничего, – сказал я. – Всё будет в порядке. Давай. Иди. Иди!

Упырь вздрогнул.

Сейчас он пойдёт.

Провалы ведь чем ещё опасны – края у них неустойчивые. Или берега у них неустойчивые. Они зависают, да, зависают, обрушиться легко, провалы прыгают…

Легко. Меня тошнило. Сильно. Я чувствовал, ещё чуть-чуть и меня вывернет на синий-синий сиреневый мох. Что, может, я упаду даже.

Упырь сморщился, сказал:

– Мне Катя сказала, что ты со мной стал дружить только потому, что хочешь в институт поступить. Это правда?

– Катька сказала… А какая разница?

– Да нет, никакой. Всё в порядке. Со мной так всегда дружат.

– Иди. Тут уже рядом, двадцать шагов. Иди.

И Упырь пошёл.

Глава 25 Как просто

Они думают, мы не помним. Мы помним. Помним.

Я очень долго был хорошим. И послушным. И всегда думал, как бы сделать так, чтобы мама не обиделась, как бы сделать так, чтобы отец похвалил. А свои интересы побоку, а они у меня были, ведь и у самых маленьких есть свои интересы.

Я был послушным больше, чем надо, я был послушным, забегая вперёд. А это ни к чему хорошему не приводит. Родители очень быстро привыкают к тому, что ты хороший, а когда они привыкают, то им начинает казаться, что ты будешь таким всегда. И начинают решать за твой счёт свои проблемы. Которые, конечно, гораздо важнее твоих.

А что самое поганое – они даже не стараются слушать тебя. Не надо быть слишком хорошим. Я долго был слишком хорошим, а как дальше будет, не знаю. Мне кажется, я изменюсь. Все меняются, и я изменюсь.

Я помню.

Мне было четыре года, может быть, пять. Тогда мне купили новую кроватку, то есть не новую, а подержанную. Я очень хорошо её помню, она была коричневая, и на спинке были такие жар-птицы с золотыми хвостами. В кроватке мне понравилось, поскольку до кроватки я спал на двух составленных стульях.