Мертвецы не катаются на лыжах

— Если вы позволите мне сказать, герр барон, — вступил Генри, — думаю, ваша супруга нездорова и ей не стоит пускаться в путь в таком состоянии. Независимо от того факта, что полиции требуется ваше присутствие здесь…

Он осекся, потому что Мария Пиа вдруг начала истерически смеяться.

— Нездорова! Нездорова!

Слова вырывались из ее груди между судорожными, сдавленными вздохами, которые можно было принять как за смех, так и за рыдания.

— Нездорова! О господи!..

Потом женщина вдруг затихла, постояла немного, раскачиваясь всем своим стройным телом, как былинка на ветру, и внезапно бросилась с лестничной площадки. Она рухнула к подножию лестницы головой вниз. Раздался глухой удар, сопровождавшийся сухим треском — раскололась нижняя ступенька, — и Мария Пиа замерла.

Вмиг поднялась страшная суета. Спецци бросился вызывать врача по телефону, Россати пронзительно закричал, а Генри стал проталкиваться к Марии Пиа сквозь кучку столпившихся официанток. Но прежде чем он даже успел увидеть ее лежащей на полу, спокойный голос произнес: «С дороги, пожалуйста!», и барон с неожиданной нежностью поднял хрупкое, обмякшее тело жены на руки и понес вверх по лестнице. На этот раз он не протестовал, когда Тиббет отправился следом за ними.

Генри расправил смятые простыни, и барон заботливо и осторожно уложил Марию Пиа на кровать.

— Она ведь… не сильно пострадала, правда? — произнес он низким взволнованным голосом, так не похожим на его обычный бесцеремонный тон.

— Я не врач, — сказал Тиббет. — Но немного разбираюсь в этом. Позвольте мне взглянуть.

Барон, словно не мог больше выдерживать напряжения, отвернулся от постели и отошел к окну. Генри склонился над неподвижным телом. В этот момент Мария Пиа подняла затрепетавшие веки и, к изумлению инспектора, тут же снова закрыла один глаз, что почти безоговорочно можно было истолковать как подмигивание.

— Генри, — прошептала она.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, понимая, что попал в исключительно дурацкое положение.

— Я покалечилась, да? — едва слышно продолжала она. — Нога болит. Я что-то себе сломала?

— Не знаю, — ответил Генри. — Скоро будет врач.

— Готова поспорить — сломала, — пробормотала баронесса с безграничным удовлетворением. Потом ее лицо исказила гримаса боли. — Генри, поскорее приведите врача.

— Он вот-вот появится. Не двигайтесь, лежите тихо, — посоветовал Тиббет и широко улыбнулся ей, потом выпрямился и добавил, обращаясь к барону: — С вашей женой все будет хорошо, герр барон, но у нее небольшая контузия и, вероятно, сломана нога. Безусловно нужен полный покой в течение нескольких дней.

Барон, неподвижно стоявший у окна спиной к Генри, не оборачиваясь, сказал:

— Герр Тиббет, пожалуйста, давайте выйдем на балкон. Мне нужно с вами поговорить.

Генри последовал за ним. Мужчины вышли на солнечный свет, барон тщательно закрыл дверь, ведущую в спальню, и только после этого сказал:

— Я верю в то, что Франко ди Санти виновен.

Генри ничего не ответил. Барон продолжил едва ли не умоляюще:

— Я должен защитить свою жену от этого человека, герр Тиббет. От убийцы.

— Вы делаете слишком скоропалительный вывод, — сказал Генри. — Против него нет никаких доказательств.

— Это сомнений нет никаких, — коротко возразил барон и добавил голосом, который был чуть громче шепота: — Не может быть никаких сомнений…

Пауза. Потом инспектор осторожно, пытаясь прощупать почву, заговорил:

— Конечно, мне понятна ваша точка зрения, герр барон. Насколько я понимаю, речь идет о разводе…

Австриец резко развернулся лицом к Генри, и в его холодных глазах тот заметил некое подобие боли.

— Никогда! — выкрикнул барон. — Я никогда не разведусь со своей женой.

И, к удивлению Тиббета, добавил:

— Я люблю ее.

— Знаю, что любите, — сказал Генри.

— Этот тип… Хозер… — Казалось, каждое слово, которое произносил барон, он вырывал из себя с болезненным усилием. — Это он сказал мне. Я ему не поверил. Я бы жизнь отдал за то, чтобы это оказалось неправдой. Но мне нужно было знать. Я был обязан выяснить правду. Вы понимаете?

— Да, — последовал ответ. — Я понимаю.

— Неужели вы думаете, что мне доставляло удовольствие натравливать на собственную жену мерзкого шпиона? Неужели вы не понимаете, что, когда он позвонил мне, я возненавидел его так, как никого в своей жизни? Даже больше, чем я ненавидел ди Санти. Мне представляется иронией судьбы, что один мой враг убил другого. Это что-то вроде возмездия им обоим.

— Но если докажут, что Франко ди Санти невиновен. Что вы будете делать тогда?

Барон отвернулся и прислонился к светлой балюстраде балкона. Казалось, он зачарован видом крутых снежных склонов, расстилавшихся внизу.

— Это мое дело, герр Тиббет, — сказал он очень спокойно. — Что бы ни случилось, я позабочусь о том, чтобы Мария Пиа была счастлива.

Помолчав, барон выпрямился и произнес своим обычным рубленым тоном:

— Значит, баронесса серьезно не пострадала. Прекрасная новость. Думаю, мне нет нужды вас долее обременять.