Мертвецы не катаются на лыжах

С тяжелым сердцем Тиббет достал из кармана узелок с убогими пожитками Марио и розу — теперь немного потрепанную, — которую дала ему Мария Пиа. Спустя минуту на лестнице послышались медленные тяжелые шаги, и появилась Роза Веспи. Генри потрясли произошедшие в ней изменения. Веселое круглое лицо стало белым и осунувшимся, а черные глаза в тусклом свете были полны боли и отчаяния.

Голосом, который после шепота Марии показался пугающе резким, Роза спросила:

— Чего вы теперь хотите? Почему не оставите нас в покое?

— Прошу простить, синьора, — ответил Генри, — и принять мои глубочайшие соболезнования. Я принес вам это. От баронессы фон Вюртбург. Она просила передать, что молится за вас.

— Очень любезно с ее стороны, — произнесла Роза без малейшего выражения, взяла цветок и положила его на каминную полку.

— А также, — продолжил инспектор, — я хотел вернуть вам вот это.

Он положил на стол узелок из носового платка и развязал, продемонстрировав вдове его жалкое содержимое.

Роза мельком взглянула на кучку предметов.

— Значит, они все же решили его не грабить, да? Мы должны быть за это благодарны.

В ее голосе звучала горечь.

— Никто не собирался грабить его, синьора, — мягко возразил Генри. — Мы лишь надеялись, что среди принадлежностей Марио найдется что-нибудь, что поможет раскрыть убийство.

— Какое это теперь имеет значение? — безнадежно вздохнула Роза и тяжело опустилась на стул. — Он мертв. Какая разница, кто его убил?

Генри ничего не ответил на это, но поднес два ключа поближе к Розе так, чтобы она могла видеть их в мерцающем свете свечей.

— Синьора Веспи, — сказал он, — вы узнаете эти ключи?

Роза безразлично взглянула на них.

— Конечно. Это — ключ от магазина, а другой — от радио.

— От радио?

— Попробуйте сами, если хотите. Марио гордился этим радио и носил ключ от него с собой.

Инспектор прошел к радиоле, вставил маленький ключ в замочек и попробовал повернуть против часовой стрелки. Ничего не вышло. Тогда он повернул ключ по часовой стрелке, тот повернулся легко, но, когда Генри попытался поднять крышку, та не сдвинулась с места.

— Радиола не была заперта, — сказал он. — Я думал, Марио держал ее под замком.

— Может, и не заперта, — равнодушно согласилась Роза. — У Пьетро тоже есть ключ.

Генри снова отпер замочек и откинул крышку. В мерцании свечей показалась металлическая ручка и звукоснимающая головка. Он снова закрыл крышку и положил ключи на стол вместе с остальными пожитками Марио, а сам сел на стул напротив Розы.

— Синьора, — сказал он, — боюсь, я должен задать вам несколько вопросов. Я понимаю, как тяжело это для вас, но, уверен, вы так же, как и мы, хотите найти преступника.

По-прежнему безучастно вдова повторила:

— Какое это теперь имеет значение?

Но, по крайней мере, она не отказывалась отвечать, поэтому Генри продолжил:

— Прежде всего, вы не знаете, были ли у Марио враги?

— Враги? — Роза медленно подняла голову и посмотрела на инспектора. — Марио все любили. Все — вся деревня. Вы же это знаете, синьор.

— Да, — ответил Генри, — знаю. Но полиция считает, что ваш муж был застрелен, так как знал имя убийцы герра Хозера, и он собирался вчера вечером прийти ко мне и назвать это имя. Скажите, он хоть как-то намекал вам, кто это мог быть?

Роза начала тихо плакать.

— В последние дни муж был странным, — сказала она, — но ничего мне не говорил. Он изводился от тревоги, особенно когда арестовали синьора ди Санти. А вчера сказал мне: «Роза, теперь я знаю, что мне делать…»

Тиббет даже вздрогнул, узнав фразу из дневника Труди Книпфер: «Теперь я знаю, что мне делать…»

— Но имени он не называл?

— Нет, синьор, ни разу.

Роза стала разговорчивее, словно находила облегчение в том, чтобы облекать свою боль в слова.

— Но вчера… вчера после обеда он долго разговаривал с Пьетро, здесь. Я была на кухне и слышала их голоса. Потом муж пришел ко мне и именно тогда сказал это: «Теперь я знаю, что мне делать, Роза. Мне нужно сегодня вечером увидеться с синьором Тиббетом. Не жди меня к ужину». А потом поцеловал меня и ушел, и больше я его не видела, пока…

Ее голос сорвался на рыдания.

Генри мягко, но настойчиво продолжил:

— Значит, что-то, сказанное Пьетро, заставило его принять решение? Вы спрашивали сына, о чем они говорили?

Роза кивнула.

— Конечно… Я пришла сюда прямо из кухни. Пьетро стоял возле радио, смотрел в окно, и я видела, что сын расстроен. Он сказал, что Марио много говорил о герре Хозере, спрашивал о том, что происходило в день убийства. И еще он сказал: «Это из-за того что ты рассказала папе, что синьор Тиббет приходил сюда сегодня утром, ему пришла в голову эта безумная идея»… Видите ли, я за обедом рассказала Марио, что вы приходили ко мне. «Если папа что-то знает, — сказал Пьетро, — ему опасно идти в полицию». А я сказала: «Пьетро, ты должен его остановить. Если он знает что-то плохое, он должен забыть об этом и никому ничего не рассказывать, иначе с ним может случиться беда». И Пьетро попытался его уговорить, синьор, но было слишком поздно.

— Да, — согласился Генри, — слишком поздно.