Долго ли, коротко ли, улеглась печаль у меня на сердце. Пошёл я в поход на булгар, одержал над ними победу и домой воротился с почестями. А день, когда в рощу ехать, помню точно, первый день листопада – день Священного огненногривого коня. Все дела за неделю отменил, сижу в хоромах – жду срока, как юнец безусый. Еле дождался назначенного дня. Чуть рассвело, а я уже на коне – поскакал, как ветер!
До гати доезжаю – на прежнем месте и дорога, и дубрава, и избушка. Я вошёл. Сидит она, краса моя желанная, покровом прикрывается, на руках царевича держит. Младенец красивый, крепкий, кругленький, глаза, как озёра – синие, мамкину грудь сосёт.
Меня при взгляде на красу аж зашатало. Смотреть – мочи нет, до того хороша.
– Кто ты? – спрашиваю я девицу. – Как зовут тебя, краса… чьего ты роду-племени, алость ненаглядная?
– Я – Лада, Родного Рода, – отвечает красавица. – Иди теперь, царь. Посмотрел на сына, возвращайся через десять лет – отдам тебе Ивана-царевича.
Выхожу из избы, встал на крыльце, а вокруг лепота, словами не описать – в лучах ярила сверкающим прозрачным покровом первый снег лёг. Оборачиваюсь, а в избушке пусто, будто не было никого.
Вернулся в терем… С тех пор покров моей красавицы, будто снег белый, сверкающий, мне снился ночами. И велел я учредить праздник новый на Руси – Покрова Богородицы нашей… С тех пор каждый первый день месяца листопада отмечаем Покров…
Тут князь Андрей замолчал. Огладил бородку, искоса посмотрел на царя.
– Так, ты что же, князь, саму богиню Ладу обрюхатил? – со смешком спросил Бессмертный.
– Выходит, что так, – ответил князь без тени усмешки.
– И где же твой сын? – Бессмертный по-прежнему улыбался. – Десять лет уж прошло, поди.
– Здесь. Я привёз его к тебе, царь Нави.
Князь Андрей громко хлопнул в ладоши и в палаты за руку с Ермием вошёл мальчик лет десяти. Вошёл, остановился, вопросительно посмотрел на отца.
– Поклонись, Иван-царевич, царю Навьему Бессмертному. Отныне будешь с ним, – хмуро произнёс Андрей.
Мальчик поклонился.
Бессмертный, уже без недоверчивой улыбки, спрашивает:
– Как звать-величать тебя, отрок? Сколько лет тебе исполнилось?
– Звать Иваном, государь, а лет мне полных десять, – не оробел царевич.
– Подойди, посмотрю на тебя.
Мальчик подошёл ближе. Одет он был скромно: в вайдовый кафтанчик из тонкой шерсти, из-под высокого бархатного козыря которого выглядывала белая сорочка, традиционно расшитая по вороту, рукавам и подолу красными оберегами. В длинных, до пола, рукавах кафтана, через прорези на уровне локтей, видны крепкие, загорелые руки в застарелых царапинах. Порты и сапоги без вышивки вовсе – ни золотом не расшиты, ни жемчугом. Только по инсигнии – золотому витому поясу с наконечниками-ужами, и можно было признать в мальчике царевича.
Царевич шмыгнул носом и хлопнул длинными, как у девчонки, ресницами от близости царя.
Бессмертный наклонился низко и уставился на мальчишку, забормотав, будто думал вслух:
– И правда полукровка… Как же ей удалось скрыть… бессмертный, но по виду как человек… Глаза хоть и черны, но с голубым ободком по зенице… кожа тёплая, кровь горячая, сердце бьётся, и он чувствует боль и страсть, как человек, а не демон… Сколько времени мальчик с тобой? – обратился Бессмертный к князю Андрею.
– Неделю. Прошу, царь, спрячь царевича, пока в возраст не войдёт. Не могу я при себе сына оставить – враги кругом. Не ровён час, отравят или зарежут наследника.
Ермий охнул и показал рукой на царевича. Чёрные волосы, будто подёрнутые иссине-пепельным отблеском, поменяли цвет на русый, голубая кайма в глазах расширялась, превращая зеницы в ярко-синие, почти кобальтовые.
Бессмертный зацокал языком и покачал головой, впечатлённый необычной внешностью мальчика:
– И часто царевич так меняется?
– Обычно к вечеру. Превращение всегда происходит неожиданно. Он и сам не знает отчего, – ответил Андрей.
Бессмертный погладил мальчика по голове:
– Хорошо… я возьму царевича к себе… но лета через два, когда окрепнет. А пока будет при няньке.
Бессмертный подошёл к большому зеркалу у стены и дотронулся до середины посохом с огненным опалом в навершии:
– Принц Оробас! Явись ко мне!
В ту же секунду из зеркала вывалился хромоногий вороной конь. Ударился о землю и принял облик всадника на лошади.
Конь под всадником в тёплой попоне не мялся, даже головой не крутил. Слуз сверкал, покрытый прозрачными каплями льда там, где мятель из плотного войлока не прикрывал его. Спатарь лежал на бедре как приклеенный. Под длинной кольчугой белела расшитая красным по подолу рубаха с закатанными по локоть рукавами. Ни кафтана, ни шубы. На обнажённых жилистых запястьях – старые велесовы метки и кожаные наручи. Правая рука – на узде. В левой руке – рогатина-рожон. Пясть [104]
и пальцы перевязаны кожаными полосками, чтобы не скользила тетива лука.За спиной – как две колонны, два сложенных чёрных крыла спадают до земли по бокам коня.
Сам всадник, славоочий [105]
, русовласый, был спокоен, как смок [106].– Что звал, царь Навий? – спросил он негромким приятным голосом.
Князь Андрей тихонько спросил, обращаясь ко мне: