Мертвецы тоже люди

Парень смотрел на меня восхищённо и дерзко, быстро оглядывая с ног до головы.

Я улыбнулась. Он глаза закрыл рукой, будто бы ослеплённый моей улыбкой:

– Вы очень красивы, сударыня!

Парень продолжал восхищённо оглядывать, но голос перестал хрипеть, и он ответил приятным баритоном:

– Скорее, я страж усадьбы. Рад представиться… помощник и секретарь профессора Этернеля… Инкуб Острый. Живу и работаю здесь в усадьбе. Вот, вышел прогуляться перед сном… А вы гостья профессора Этернеля? – Он подходил всё ближе, ласково улыбаясь.

Я облегчённо вздохнула и улыбнулась в ответ:

– Извините, что переспросила… Мне послышалось, что вы сказали: «Иван». Я новая сиделка профессора, Василиса… Михайловна. Приятно познакомиться, Инкуб.

– А мне-то как приятно, – он приблизился почти вплотную и теперь с интересом разглядывал меня.

«Моя женщина!» – услышала я снова шёпот ветра.

– Но разве профессору нужна сиделка? Он болен? – удивлённо спросил Инкуб.

Он обходил меня по кругу, рассматривая со всех сторон.

Я растерянно смотрела на секретаря, невольно поворачиваясь вслед за ним.

– А разве нет?

Инкуб пожал плечами. Я будто услышала его мысли:

«Кто знает, что этому козлобородому Пану взбрело в голову. Этернель мог наговорить девчонке что угодно, лишь бы заманить в усадьбу «Зелёный Дуб».

Вслух он небрежно спросил:

– Что за песню вы напевали?

– Всего лишь «Сулико». Старая грузинская песня, у нас все её знают… Неужели не слышали раньше?

– Нет, никогда прежде не слышал. О чём она?

Я недоверчиво подняла бровь. Не было ни одного человека в стране, кто не слышал хотя бы раз в жизни мелодии «Сулико»:

– Молодой человек ищет возлюбленную Сулико, – тут я осеклась, заметив, как Инкуб смотрит, и чуть отвернула лицо. – Сулико – это «душа» по-грузински.

– Так он ищет душу… Как интересно… Вы грузинка?

– Нет, что вы! Я русская! – Я рассмеялась и переменила тему. – Погода улучшилась наконец-то… Завтра будет солнечный день.

– Если пожелаете, утром я покажу вам усадьбу, Василиса.

– Я бы с удовольствием… Усадьба огромная, роскошная. Ничего подобного никогда не видела даже на картинках.

Инкуб кивнул:

– Есть на что посмотреть, не правда ли?

Вопрос показался мне двусмысленным. Инкуб это понял и поспешно добавил:

– Как вам пропилеи: огромные ворота высотой в четыре этажа с колоннадой при въезде в усадьбу?

– О да! Я вышла из машины и подумала, что попала в Афины или древний Рим! Столько гордыни и самонадеянности в камне! Не думала, что под Москвой ещё остались подобные усадьбы…

Я чувствовала волнение, разговаривая с парнем. И пока не разобралась почему. Может быть, малознакомое место или непривычная обстановка заставляли меня волноваться. Но, скорее всего, волнение происходило из-за его крепких, сильных рук, выгодно оголённых в закатанных до локтей рукавах сорочки. Я заметила на внутренней стороне запястий и выше до локтей тонкие, одинаковые по ширине, полоски белых шрамов.

– …В августе мы с однокурсниками поехали на Пахру в Михайловское, – продолжала я быстро. – Знаете… магия заброшенных мест. Так хотела почувствовать то время…

– Насчёт магии заброшенных мест, это вы верно заметили. Любите руины?

– Не сказала бы, но мне нравится атмосфера и характер и… только не смейтесь! Смутные воспоминания… далёкие, детские.

– Вы искали что-то определённое? – догадался Инкуб.

– Возможно… Нечто надменное и величественное. И таинственное…

– Тогда вы нашли то, что искали. Наш кремль никому не уступит в величественности. Думаю, его руины вам понравились бы.

Я весело рассмеялась, и он широко улыбнулся, обнажив великолепные белые зубы…

«Да он – совершенство!»

«Она – богиня!»

– Удивительно, но я никогда не слышала об этом месте. В туристических справочниках нет упоминаний о дворце.

– Частная собственность, ничего удивительного, – уклончиво заметил Инкуб.

– Что это за стиль? Ампир?

– Не совсем, – покачал головой секретарь. – Александровский классицизм, чуть раньше русского ампира.

– Вы разбираетесь в архитектуре, – уважительно заметила я.

– Да нет, что вы… Я знаю немного о замке. На самом деле дворец и кремль построены на месте городища вятичей. Холм, на котором мы стоим, насыпной со стороны восточного мыса. Для большей крутизны холма, как раз там, где ныне начинается лестница к пропилеям, было проведено эскарпирование склона.

– Эс… эскарпирование?

– Террасирование. Его часто применяли при строительстве древнерусских укреплений, чтобы неприятель внезапным изъездом город не взял. Представьте только – когда-то здесь стояли идолы Перуна, Хорса, Макоши, Стрибога, Велеса. Огромные изваяния: головы богов возвышались высоко над лесом и были видны за много вёрст вокруг. А внизу текла река.

– Где же река теперь? – Я удивлённо огляделась. – Я не видела.

– Ушла под землю.

– Разве так бывает?