– Это ещё почему? Глупышкой меня считаешь?
Яга промолчала.
– Принц Оробас что попросит у меня за помощь? Не даром же поможет?
– Даром, сестрица, только сыр в мышеловке… Служить ему, конечно, будешь. Три года. Он тебя многому научит.
– А как же моя учёба в Высшей школе?
– Одно другому не помешает.
– Ну а ты, Ягуся? Не говори, если не хочешь. Но, может, службу мне сослужишь?
Яга снова заплакала:
– Ну а что я? Я?
– Ты же всё знала. Говоришь, любишь меня, сестрица. И не предупредила. Смотри, как бы твоё молчание дорого тебе не обошлось. Посмотри на себя? Отца моего боишься, а меня… меня ты не боишься?
Яга снова шмыгнула носом:
– Да ты уж хитра-мудра уродилась, хитрее-мудрее своего отца будешь. Какую же службу тебе сослужить, Василиса?
Я показала на её деревянную ногу:
– Нога-то костяная? Значит, и ступа при тебе, Ягуся? Слетай в
Яга выпрямилась в полный рост, и я заметила, какой низкий потолок в этой конуре.
На губах ощущался вкус соли, будто я плыла по морю, пропуская через губы морскую воду. В глубине сознания, будто тень в зеркале, слышался тоненький, как комариный писк, голосок:
Руки и ноги стали противно дрожать. Заныли запястья, на которых проступили вдруг следы заживших шрамов от оков, и под сердцем заныл недавно затянувшийся шрам от ножа.
Яга, не замечая моего состояния, продолжала подпирать низкий потолок.
– Хорошо, Василиса. Только не пожалей… об Оробасе-то. Трудная будет служба. Если выбирать между Оробасом и Горыном, я бы всё же Горына выбрала. Его, кстати, Корней зовут.
Я удивлённо взглянула на Ягу:
– Ты же сама сказала, что к нему только в крайнем случае обращаться?
– Ох, не знаю! Сама выбирай! Корней богат несметно. Может тебя бессмертием наградить.
– Это как? – я до хруста стиснула зубы.
– Крови драконьей выпьешь и станешь бессмертной.
– Что ж он тебя не наградил, Ягуся?
– Может, и наградил. Тебе откуда знать? – огрызнулась кузина.
Я скептически оглядела Ягу:
– Что ты ему дала взамен?
– А ты не видишь? Красоту отдала!
Я открыла рот, глядя на Ягу. Кривое зеркало, отражение, смотрящее на меня из тёмной расщелины между досками.
– И давно ты такая?
– С пятнадцати лет. – Яга наконец увидела выражение моего лица и криво улыбнулась. – Да ты не бойся, Горын с тебя красы твоей не потребует. Нравишься ты ему. Жениться он на тебе хочет.
Я вспомнила брата профессора Этернеля на нашей скромной свадьбе в
– Спасибо, Горын. Где же ты их достал? Ещё слишком рано для ландышей! Ландыши – это же мои любимые цветы!
– Я знаю, краса ненаглядная. Мне ли не знать… – он тяжело вздохнул, поцеловал меня в щёку, хмуро взглянул на Этернеля и отошёл в сторону.
Больше мы с ним не разговаривали.
Горын за столом буравил меня взглядом, а когда подписывали брачный договор, так вообще встал и вышел вон.
– Жениться хочет… – ворчливо повторила я слова Яги, – а Оробас не хочет?
Яга лишь пожала плечами:
– Откуда мне знать! И кукушка гнездо вьёт! Ты – невеста хоть куда! Да только не их! Есть у тебя уже суженый. – Яга подмигнула мне.
– Господи, сестрица! Тоска-то какая! – не выдержала я.
Яга теперь уже не плакала, наоборот, смотрела смело, не таясь, словно между нами рухнула невидимая преграда.
– Река – не море, тоска – не горе. Ну, что решила?
– Выберу Оробаса.
Яга пронзительно свистнула. Тут же из соседней комнаты, не задевая дверной проём, мягко скользя над дощатым полом, в гостиную бесшумно вплыла ступа. Я невольно попятилась. На железных цепях вокруг жерла были подвешены человеческие головы – не меньше дюжины. То, что от них осталось.
– Кто это?
Яга поднялась на приступок, нагнулась, вытащила из ступы тяжёлый полутораручный меч и корзинку с припасами, поставила на стол.
– Это враги нашей семьи… Неужто не помнишь? Вот Олексич, вот Козарь, а вот и Садок, обидчик твой. Подарок тебе от Ивана-царевича в Старом Капеве.
– Ничего-то я не помню, Ягуся. Как вернулась из Старого Капева с Инкубом – это помню, а что там было – не помню.
– Ты там целый год прожила – и не помнишь?
– Помню, как уезжали в Старый Капев. Только вернулась я не через год, а через три месяца. И то как во сне.