Мертвецы тоже люди

На столике у стены на бархатных салфетках лежали тяжёлые золотые украшения: анфем с сигулой царского асинкрита [48], кольцо барда, браслеты, венец с тремя дубовыми листами. В шкатулке рядом лежал пергамент – красная грамота, и небольшая простая свирель – бузинная дудочка.

Афоня говорил со мной свободно, будто бы знал, что все предметы в комнате должны быть мне знакомы. Я понимала названия оружия, одежды, но представить не могла, откуда я всё это знаю.

Я закрыла глаза и вдруг ясно увидела картину…

Витязь в золотой кольчуге положил руку на плечо юному рослому воину, обращаясь к войску:

– Вои! Все велесовы меты и на деснице, и на шуйце! Предъ вами не мальчикъ, но моужъ! Достоинъ чести быти! Князь Острый возрасташю и возмужашю, бъ бо самъ хоробръ и легокъ, ходя акы пардусъ! [49] Он бъ бо наш грядущий бардъ! [50] В будущем лете подъ его песню мы, вои и кмети, поидеша в бой!

Витязь указал на четырёх волхвов в таких же золотых одеждах, как у юного воина. У всех волосы на висках убраны в круги, наподобие бараньих рогов, на запястьях – золотые заветные браслеты с рунами и оберегами, под шеями – сигулы, на стегнах – мечи и серповидные кинжалы в ножнах с золотыми накладами. Под волхвами переминались отменные лошади, богато убранные, с парчовыми золотыми потниками, с позолоченными брестами, с рогами единорогов во лбу.

Все четверо поклонились юноше:

– Мой бардъ… – и сняли шапки. За ними то же сделали остальные.

– Мой бардъ… – прокатилось по рядам.

Я прислонилась к стене. Слабость навалилась на плечи, до того ясным было видение.

«Да что же это со мной!»

Мызник подошёл к столику и выдвинул ящик. Из маленькой деревянной шкатулки вынул сухой, как луковая шелуха, лепесток:

– Вряд ли от него будет толк, но всё же попробуйте, Василиса Михайловна.

Лепесток волшебно благоухал, наполняя комнату сказочным ароматом. Даже сухой, он притягивал взгляд, переливался перламутровыми оттенками.

– Бросьте лепесток на ветер и загадайте, чтобы всё вспомнить, – Афоня протянул мне шкатулочку.

«А если не вспомню?»

Афанасий будто мысли мои читал.

– Если же до завтра ничего не вспомните, значит, лепесток силу потерял – лежит два года, высох совсем… И вот что ещё… В усадьбе вашего отца в оранжерее растёт старинная гальская роза, подобная аленькому цветочку из детских сказок. Это роза исполнения желаний сорта Алкея. Очень редкая. Растёт только в Лукоморье. Роза цветёт всего раз в три года. Сейчас как раз пора её цветения. Найдите её и сорвите всего один лепесток, пустите по ветру – тогда уж точно всё вспомните!

– Вслух желание загадать? – обернулась я на Афоню.

– Лучше вслух, – кивнул мызник.

– Я хочу вспомнить то, что забыла! – крикнула я громко и подставила лицо сквозняку.

Лепесток вырвался из рук и, подхваченный порывом, взмыл высоко вверх.

Секунда, и он исчез.

– Что теперь? – спросила я Афоню, возвращаясь в дом.

– Теперь нужно ждать.

– И долго?

– Обычно воспоминания приходят во сне… постепенно. Вы сами всё поймёте в своё время.

– Спасибо тебе, Афанасий. Век не забуду твоей доброты!

– Не благодарите. Может, ещё чаю, Василиса Михайловна?

– Не откажусь: я хотела тебе ещё пару вопросов задать.

Афоня кивнул:

– Задавайте.

– Скажи, зачем ты здесь живёшь и блаженным прикидываешься?

– А что, если не прикидываюсь? Я и есть блаженный Афоня. Может, я как раз дворецким прикидывался…

– Почему ты ушёл из усадьбы?

– Я ушёл по приказу хозяина, как и все остальные. Поэтому, к сожалению, я не знаю, что с Чуром, Индой и Ладынцем. Два года назад я видел их последний раз у ворот имения.

– А где Инкуб? – спросила я и сама испугалась своего вопроса.

– Не ведаю, царевна, – Афанасий вскинул на меня глаза, и они сверкнули на мгновение ярким рыжим отблеском.

«Он опять соврал мне! Почему?»

– Я не вру вам, Василиса Михайловна. Я действительно не знаю, где сейчас помощник профессора Этернеля, – ответил Афоня.

– С тех пор ты ни разу в имении не был?

Афанасий покачал головой:

– Не был.

– Значит, новой дороги к усадьбе не знаешь?

– Новой? – Мызник удивлённо посмотрел на меня.

– Я не знаю, как проехать в имение. Старая дорога перегорожена шлагбаумом и вся заросла травой и подлеском. Удивительно, как за три года, что меня не было, такое могло произойти.

Афанасий по-прежнему удивлённо смотрел на меня.

– Но другой дороги нет, Василиса Михайловна. Эта единственная.

– Как… единственная! На машине не проедешь! А пешком идти не хочу. К тому же… говорят о ней невесть что.

– Кто говорит?

– Мужик на баклажанных «жигулях».

– А-а-а, это Митяй.

– Такое наплёл… Слыхала врунов, но этот врёт и не краснеет. Про соседку тётку Катю, будто та русалку увидела и…