Пропилеи будто снесены взрывом. Дверь завалена, значит, внутрь можно попасть или через уцелевшие потерны, или придётся лезть через крепостную стену.
В потернах я побывала лишь однажды, когда впервые приехала в усадьбу, и снова идти через мрачный лабиринт не хотела. Тогда профессор, узнав, что я шла через потерны, нахмурился и мрачно обронил:
– В сорочке родилась… Как же вы не побоялись заблудиться?
– Но Минотавра-то там нет? – попыталась я вяло отшутиться.
– Есть кое-кто пострашнее Минотавра.
– К-кто же это? – Зубы клацнули от страха.
– Мой конь.
Я с облегчением вздохнула:
– Ну, вы шутник! А я-то было испугалась… я люблю лошадей.
– Но этот конь не совсем обычная лошадь. Он всеядный… питается мясом, если голоден. Причём не очень разборчив. Может, и крысу слопать, и человеческую руку откусить. Я держу коня в потернах, чтобы он не покалечил слуг. Пару лет назад произошёл неприятный случай с конюхом… и с тех пор конь живёт здесь. Он выходит из потерн по ночам, попастись на свежей травке.
– И как звать вашу лошадку?
– У него нет имени. Я зову его Аргиз, по названию породы аргизов – древних лошадей.
– Для чего же вам нужна такая свирепая зверюга?
Этернель пожал плечами:
– Не поверите, Василиса, но я пас табун кобылиц три месяца, чтобы заполучить его жеребёнком. Бедняга был так слаб – на ногах не стоял. Я выходил и выкормил малютку, и мы быстро нашли с ним … ммм… общий язык. Аргиз беззаветно верен мне. Быстрее и сильнее моего коня нет на белом свете. И, помимо прочего, Аргиз подходит мне по росту.
Я уже говорила, что Этернель очень высок и на обычной лошади выглядел бы как Ходжа Насреддин на ослике.
Теперь, вспомнив рассказ отца, я с опаской заглянула в чёрный глаз потерны. Афоня сказал, что я должна найти Аргиза. Зачем? Я и без него прекрасно справлюсь. Факел у входа не горел, но в глубине мерцал слабый, еле заметный источник света. Я посветила фонариком – проход свободен.
Ещё у машины я заметила, что правая потерна завалена, а в левой, через которую я шла когда-то, вход открыт. Крепостная стена над нею, метрах в ста от входа, частично обрушилась, закрыв проход, но что, если пройти в потерну и спуститься по верёвке в образовавшийся проём в стене со стороны дворца?
Я ещё раз смерила взглядом стену. Мне не удастся перекинуть через неё «кошку» с верёвкой. Пеньковая верёвка слишком тяжела, а стена слишком высока – здесь нужна стрела и арбалет. Но чего нет, того нет.
Кто бы мог подумать, что в последнем десятилетии XX века у человека возникнет надобность в средневековых орудиях… Хотя, если задуматься, все мы карлики, стоящие на головах гигантов: всё важное и значимое было открыто и изобретено до нас. Мы пользуемся плодами ума гениев прошлого. А вот нужен лук и стрела – вещь, проще некуда… а где взять? Негде!
Вернувшись к потерне, я надела кожаные перчатки, включила фонарик и стала медленно продвигаться вглубь. Впереди свет из пролома в стене сразу померк в электрическом луче, и меня обступила кромешная тьма. Я прислушивалась к шорохам в темноте, в надежде расслышать горячее дыхание коня Аргиза.
Но Аргиза рядом не было.
Я спешила, но быстро идти не удавалось – пол был засыпан колотым обожжённым кирпичом, острым, как лезвие ножа. В лёгких ботинках через тонкую кожаную подошву я ежесекундно чувствовала, как колкие камни врезаются в ступни.
Наконец я добралась до завала. Потолок потерны, проломленный широко, метров на пять-шесть, зиял колодцем под серым небом. Стена, смотрящая в поля и на большак, пострадала меньше внутренней, осыпавшейся крутым склоном. Мне предстояло спуститься с пятнадцатиметровой высоты и постараться не переломать ноги. Недалеко от границы разлома в потолке чернел круг вентиляционной решётки.
Я полезла наверх. Пока добралась, семь потов сошло. В пуховике – новомодном изобретении итальянских дизайнеров, двигаться было трудно и жарко. Пришлось снять и бросить вниз на насыпь у стены. Пуховик полетел, полоща рукавами, и упал, распластавшись, на сухой газон.