Колосистые тускло-серые злаки, не ведавшие косы два года, поднимались до пояса. Кое-где безобразные сорняки уже чувствовали себя хозяевами – у стены разрослись огромные шапки ядовитого борщевика. Даже мощный дуб, сбросивший листву, заостривший сломанные до локтей чёрные ветки, казался дряхлым и зловещим.
Дух запустения поселился в усадьбе, и ничто уже не напоминало о былом благополучии.
Крюк удалось закинуть с третьего раза. Решётка держала крепко, и я, стараясь не смотреть вниз, натянула верёвку и упёрлась ногами в край обвала.
В последний момент я взглянула в арку потерны, из которой вышла полчаса назад.
В темноте стояло нечто тёмное, слившееся с чёрными стенами, и таращило на меня горящие красные глаза.
От неожиданности и испуга я чуть не выпустила верёвку. Насыпь подо мной опасно зашуршала, и на одних руках я скользнула вниз. Мне повезло: ноги упёрлись в водосточный выступ в стене, и я повисла, как куль с мукой на высоте двух метров от земли. Цепляясь ногами за жёлоб, я обрела шаткое равновесие и посмотрела наверх. Никого.
Внизу в высоком сухостое между тем происходило какое-то движение.
– У-у-у! – раздался вой со стороны дуба, и по сухостою слева, прокладывая прямую линию просеки, пробежала собака.
– Шарик! Шарик! Хорошая собачка! Фу, фу! Не трогай куртку, шельма! Там ключи от машины!
Шарик между тем выплюнул рукав куртки, поднял узкую серую морду вверх и завыл:
– Ау-у-у! У-у-у!
К вою присоединился ещё один. И ещё один. И ещё.
К «шарику» ленивой рысцой подбежал серый товарищ, и теперь они вдвоём, задрав морды, молча смотрели на меня.
– А ну, брысь! Пошли отсюда!
Волки не обратили на мой вопль ни малейшего внимания. Из травы вынырнули ещё два
Вожак легко подпрыгнул с места и клацнул зубами в дюйме от желоба и от моей ноги. Его примеру последовали другие, но, к счастью, неудачно.
Я на мгновение закрыла глаза, вошла в транс Живы, и человеческий мир перестал существовать в моём воображении. Слова заменили мыслеобразы, и спустя секунду я понимала, о чём говорят волки.
– Хочу есть, – выл альфа.
– Мы подождём, – вторил ему бета.
– Она скоро упадёт, – подвывал третий.
– Я чую коня! Аргиз! – встрепенулся вожак.
– Только не он! – Бета поджал хвост и отступил на шаг.
– Спасайтесь! – раздалось в траве трусливое тявканье.
В мгновение ока я оказалась на земле и завопила:
– Аргиз! Волчья сыть! А ну, взять их! Где ты, травяной мешок! Рви их на куски!
За спиной раздалось еле слышное шуршание насыпи, будто по ней мышь пробежала. По камням легко затанцевали звонкие копыта. Волки отступили и припали к земле, жалобно скуля и поджав хвосты.
Я всё ещё была в трансе и отчётливо услышала за спиной человеческую речь:
– Чем могу служить, госпожа?
– Прогони волков!
– Прогнать? Вы позволите мне съесть одного или, может, двух?
– Ешь на здоровье, мне не жалко.
В то же мгновение нечто (чёрное, как дёготь, гибкое, как пантера, не меньше двух метров в холке) взвилось из-за моей спины и устремилось к вожаку стаи. Вожак ловко увернулся от страшного клацанья зубов и скрылся в траве, а вот серому другу бете повезло меньше. Аргиз расколол ему череп ударом копыта. Раздался тошнотворный хруст, и поток крови хлынул из разорванного горла волка.
Я воспользовалась волчьей паникой и занятостью коняги и что есть духу понеслась к парадному крыльцу через путаницу сухой травы. За спиной раздавались страшные звуки: вой, предсмертное хрипение и визг, хруст костей и рвущейся плоти. Это Аргиз добывал себе обед.
К счастью, входная дверь не была заперта. Ворвавшись в прихожую, я захлопнула дверь и закрыла на замок.
Пробежала я немного, метров сто пятьдесят, а отдувалась так, будто марафон преодолела.
В доме было тихо, тепло и покойно, как в музее. В неподвижном воздухе еле ощутимо плыл запах книжной пыли и сухих цветов. Из окон на пол лился мягкий свет, такой спокойный, что происходящее за дверью казалось страшным сном.