Мертвецы тоже люди

Аргиз на «клячу» и ухом не повёл, даже не фыркнул.

– У меня есть свежая волчатинка. Вот, отведайте, пожалуйста.

Я скинула волка Горыну. Он ловко поймал тушу в короткие лапы и проглотил, не прожевав.

– Ещё! Второго! – потребовал зверь.

– Никак не могу! – пропищала я. – У меня конь не кормленный. Если не покормить – шагу не сделает.

И дёргаю конягу за гриву:

«Пошёл! Чего ждёшь – ужина? Сейчас дядя Горын нами поужинает… тебя изжарит на закуску, меня – на десерт! И не посмотрит, что родня!»

Аргиз скосил на меня красный глаз и фыркнул:

«Моя шерсть не горит в огне и не тонет в воде».

«А моя горит и тонет! Пошевеливайся! Волчья сыть! Не то превращу в ворону! Белую!»

Вслух я произнесла:

– Вам бы следовало пропустить меня к отцу, дядя Горын! Али не признали племянницу? Вот я вас сразу узнала!

– Ладно, иди ныне… племянница. Поговорим по душам на обратном пути!

Тут Аргиз наконец вышел из столбняка и как подпрыгнет.

За один скок он долетел до подземной реки, а за второй перемахнул широкий поток.

«Эй! Помедленней! Я чуть волка не потеряла!»

«Помедленнее нельзя. Реку перейти можно только с ходу, а не то увязнем в кисельных берегах, не выберемся!»

«Река и правда молочная? Вот бы попробовать!»

«Уронишь волка, напробуешься всласть!» – Аргиз заржал и легко перемахнул небольшую кисельную речку.

«Что ты за конь такой?»

«Какой есть, другого не жди…»

Конь заржал и припустил так, что ветер в ушах засвистел.

От восторга у меня дыхание перехватило. Я низко припала к лошадиной шее, слившись с конём в единое целое. Он чувствовал каждое моё самое незначительное движение, малейший изгиб тела указывал ему направление.

«Какой конь! Ветер! Огонь! Всё-таки, что ни говори, а у отца отменный вкус. В этом ему не откажешь».

Аргиз скосил на меня огненный глаз:

«Ой ты гой еси… Не гневайся еси на ма… Где ты набралась этих архаизмов?»

«Где надо… Езжай и помалкивай, не то превращу…»

«…в белую ворону. Я помню, госпожа!»

То и дело нам попадались кисельные и молочные потоки. Они озаряли своды подземелья розоватым светом, неярким, но достаточным, чтобы видеть дорогу.

Стены, пол и своды подземелья переливались всполохами самоцветов и драгоценных кристаллов. Местами попадались россыпи золотых монет, сундуки с сокровищами, копи изумрудов, рубинов, алмазов.

Я видела сапфиры величиной с кулак, огромные самородки золота с автомобиль и пруды застывшего серебра.

– Кому принадлежат эти несметные сокровища? – спросила я Аргиза вслух.

Конь бесстрастно ответил:

– Твоему отцу.

– Разве можно владеть таким богатством одному человеку?

– Человеку нельзя, а богу можно.

– Разве богам нужны богатства?

– Ничто человеческое им не чуждо. Твой дядя Горын, например, любит в карты играть.

– Долго ещё ехать?

– Скоро уже… ещё день да ночка и ещё полденёчка.

«Он ещё и стихами разговаривает! Однако ехать долго!»

– Шучу! К вечеру прибудем.

Я облегчённо вздохнула. Дохлый волк начал пованивать, и до утра его компанию терпеть я не собиралась.

– И давно… э-э-э… дядя Горын сторожит золото?

– С тех пор, как Бессмертный стал владыкой Нави и превратил его в Змея.

– Но на моей свадьбе он выглядел по-человечески!

– Любая бессмертная тварь может хотя бы раз в жизни в человека превратиться. Змей Горыныч раз в неделю это делает, по воскресеньям.

– Ишь ты… И как ему не противно?

– Что именно? В человека превращаться? – оскалился конь.

«Он ещё и острит!»

– Нет, в змея.

– Так не по своей же воле… Жить захочешь, не на то согласишься, – Аргиз вздохнул и прибавил ходу.

– А ты превращаешься в человека?

– Превращаюсь.

– Тоже раз в неделю по воскресеньям?

– В любое время. Хоть сейчас.

– А при мне превратишься?

– Если госпоже будет угодно.

Скакал конь плавно. Розовый полумрак убаюкивал. Заснула всего-то на секунду-другую, но успела-таки выронить волка.

– Стой! – завопила я. – Волка потеряли!

– Да разве ж его теперь найдёшь? Пока ты говорила, я уже версту проскакал. Жаль такую вкуснятину, с душком! – фыркнул конь.

– Что же теперь делать?

– Ты в карты играешь?

«Ну, что за манера – отвечать вопросом на вопрос!»

– Допустим, а что?

– Хорошо играешь?

– Ну ничего так.