Читаем Мертвое «да» полностью

Никто, как в детстве, нас не ждет внизу.

Не переводит нас через дорогу.

Про злого муравья и стрекозу

Не говорит. Не учит верить Богу.

До нас теперь нет дела никому —

У всех довольно собственного дела.

И надо жить, как все, но самому…

(Беспомощно, нечестно, неумело).

«…Наутро сад уже тонул в снегу…»

Е.Н.Демидовой

…Наутро сад уже тонул в снегу.

Откроем окна — надо выйти дыму.

Зима, зима. Без грусти не могу

Я видеть снег, сугробы, галок, зиму.

Какая власть, чудовищная власть

Дана над нами каждому предмету —

Термометру лишь стоит в ночь упасть,

Улечься ветру, позже встать рассвету…

Как беззащитен, в общем, человек,

И как себя он, не считая, тратит…

— На мой не хватит, или хватит век, —

Гадает он. Хоть знает, что не хватит.

Berne, 1935

«Как нам от громких отучиться слов…»

Как нам от громких отучиться слов —

Что значит «самолюбье», «униженье»

(Когда прекрасно знаешь, что готов

На первый знак ответить, первый зов,

На первое малейшее движенье)…

«Мимолетные встречи — всегда на виду…»

Мимолетные встречи — всегда на виду.

Торопливые речи — всегда на ходу.

— «Если будет возможно, конечно, приду».

Не придет…

На моем двадцать пятом году

Я себя как дурак, как мальчишка веду.

«Слабый треск опускаемых штор…»

Слабый треск опускаемых штор,

Чтобы дача казалась незрячей,

И потом, точно выстрел в упор —

Рев мотора в саду перед дачей.

(…И еще провожающих взор

Безнадежный, тоскливый, собачий.)

«Время искусный врач…»

Время искусный врач,

Лечит от всех неудач,

Лечит от всех забот.

Скоро и глупый плач

Ночью (во сне) пройдёт.

ДРУЖБА

1. «Где-то теперь мой друг?..»

Где-то теперь мой друг?

Как-то ему живется?

Сердце, не верь, что вдруг

В двери раздастся стук:

Он никогда не вернется.

Мне ли, себе на зло?

(Или ему повезло).

2. «Одна мечта осталась — о покое…»

Одна мечта осталась — о покое.

Не надо дружбы, все слова пусты,

И это слово — самое пустое.

(Для дружбы надо, чтобы было двое,

Одним был я, другим был воздух: ты.)

Ницца, 1934

«Попрыгунья стрекоза…»

«Попрыгунья стрекоза

Лето красное все пела».

…Опускаются глаза.

Тихо катится слеза

По щеке, по загорелой.

Сердце попусту боролось —

Наступил последний срок.

Ждать, чтоб все перемололось,

Не по силам. Сорван голос,

Ты забывчив и далек.

Осень стала у ворот,

Листья мертвые в подоле.

Кое-кто ей подает…

(Никогда он не поймет

Этой нежности и боли).

Видно песенка допета

Вся до самого конца.

Не вернется больше лето…

Неумыта-неодета

Осень стала у крыльца.

СЕНТЯБРЬ

Ты знаешь, у меня чахотка,

И я давно ее лечу

Рюрик Ивнев

Первый чуть пожелтевший лист

(Еле желтый — не позолота),

Равнодушен и неречист,

Тихо входит Сентябрь в ворота.

И к далекой идет скамье…

Нежен шелест его походки.

Самый грустный во всей семье.

В безнадежности и в чахотке.

Этот к вечеру легкий жар,

Кашель ровный и суховатый…

Зажигаются, как пожар,

И сгорают вдали закаты.

Сырость. Сумрак. Последний тлен

И последняя в сердце жалость…

— Трудно книгу поднять с колен,

Чтобы уйти, такова усталость.

«Ты осудишь. Мы не виноваты…»

Ты осудишь. Мы не виноваты.

Мы боролись и не шли к греху.

Запах поля, запах дикой мяты

У Тебя не слышен наверху.

Все у нас печально и убого:

В переулке низкие дома,

Меж полей размытая дорога,

За плечами нищая сума.

Так стоишь часами за деревней,

День прошел — как не бывало дня…

Этот мир, заброшенный и древний,

Веселее не был до меня.

Да и завтра веселее тоже

Он стоять не будет у дверей.

Мы несчастны. Очень. Боже, Боже,

Отчего Ты с нами не добрей…

Le Vesinet, 1932

1. «Будь, что будет, теперь до конца…»

Будь, что будет, теперь до конца —

Всё поднимут покорно плечи.

Ни одной клеветы на Творца

После этой не будет встречи.

…это был лишь короткий миг,

Но он был невозможней, краше,

Чем все то, что мы знали из книг,

Чем все сны, все надежды наши.

2. «Ведь это было, было наяву…»

Ведь это было, было наяву —

Совсем не сон, совсем не наважденье.

(И я лишь лгу теперь, что я живу

И всех ввожу напрасно в заблужденье.)

…но стоит только отойти, присесть,

Закрыть глаза, — чтоб начало казаться,

Что дальше невозможно спать и есть,

Ходить в кафе… Как все, за жизнь хвататься.

1932-5

«Четыре часа утра…»

Четыре часа утра.

На небе бледнеет звезда.

Упрямая линия рта,

Пробора прямая черта.

— А всё же любовь одна,

Я верю любви до конца.

Шампанское. «Пей до дна».

На нём уже нет лица.

Любовь, опустись, припади,

Крылом своим лёгким задень…

…Но пятна на белой груди,

Но чёрный цилиндр набекрень.

Зови не зови — не придёт.

Упрямее линия рта.

Так каждую ночь напролёт,

Так каждую ночь — до утра.

ВЕСНА

1

Снова в Париже весна начинается

Очень застенчива, очень слаба.

Что-то как будто бы даже меняется…

Уж не судьба ли? едва ли судьба…

2

Все-таки нас это тоже касается:

Ландыши, что продают на мосту;

Лица прохожих (их взгляд, что встречается);

Облако; день, что за днем удлиняется;

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное