Мертвое «да»

Rainer Maria Rilke

Все писали стихи

В восемнадцать лет:

В восемнадцать лет

Каждый поэт.

Все мечтали о звездах,

О любви неземной,

О пылающих розах

На доске гробовой.

И пленительной дружбе —

Лучшем даре небес.

В автобусе, на службе

Ожидали чудес…

Все писали стихи

В восемнадцать лет,

Потому что всегда

Каждый мальчик поэт.

И мечтает о звездах,

О любви и стихах,

Пока взрослым не станет

И звезда не рассыплется

В прах.

Париж, 1931

«Мы говорим о розах и стихах…»

Мы говорим о розах и стихах,

Мы о любви и доблести хлопочем,

Но мы спешим, мы вечно впопыхах, —

Все на бегу, в дороге, между прочим.

Мы целый день проводим на виду.

Вся наша жизнь на холостом ходу,

На вернисаже, бале и за чаем.

И жизнь идет. И мы не замечаем.

1928

«Крылья? Обломаны крылья…»

Крылья? Обломаны крылья.

Боги? Они далеки.

На прошлое — полный бессилья

И нежности взмах руки.

Заклятье: живи, кто может,

Но знай, что никто не поможет,

Никто не сумеет помочь.

А если уж правда невмочь —

Есть мутная Сена и ночь.

«Я сегодня совсем иной…»

Я сегодня совсем иной,

Я сегодня не верю надежде.

Только ты можешь делать со мной

Все, что хочешь, — как делала прежде.

Я устал от притворства и лжи,

Все столицы видали бродягу.

Дорогая, лишь слово скажи,

Я у ног твоих с радостью лягу.

Не забыть непрошенных грехов

И ту детски нелепую травлю…

Но моих неискусных стихов

Я тебя уж читать не заставлю.

Все снесу: иронический взгляд —

Можешь сколько угодно смеяться.

Не гони меня только назад,

Дай с тобою, такою, остаться.

Было много холодных измен,

Можно брать, ничего не давая.

Не давай ничего мне взамен

За всю нежность мою, дорогая.

Осень

1. «Уйдем — и никто не заметит…»

Уйдем — и никто не заметит,

Придем — и никто нас не встретит,

Никто нам руки не протянет,

Никто нам в глаза не заглянет,

Прощаясь, прощая, встречая…

По небу плывет, догорая,

Луна. Умирают цветы.

Недвижно ложатся листы.

И осень, упав на колени,

Стучит головой о ступени.

Вена, 1930

2. «Словам не поверим»

Словам не поверим —

Они невесомы слова,

Мы счастья весомого просим.

А в нашем саду уже пожелтела листва,

И небо зашло, и бездомная осень

Идет по траве, ни жива, ни мертва,

И вянет, и блекнет за нею трава.

Она обнимает высокий расколотый ствол,

Она прижимается влажной щекою

К холодной коре… А вдали над горою,

Медлительно тихо спускаясь к реке,

Уж крутится снег. И охапки соломы

Уже вылетают из жаркой трубы.

И так же, как раньше, слова невесомы

Любви беспредельной, любви и судьбы.

Mahrisch Trubau, 1930

«Мне сегодня не надо чудес…»

Мне сегодня не надо чудес,

Все равно я навек обездолен.

На парчу розоватых небес

Опустились кресты колоколен.

Если долог осенний закат,

Если небо над ратушей ало,

Будет ветер на завтра трепать

Уцелевшей листвы покрывало.

Там у замка под старой стеной,

Где подъем извивается круче,

Он сметает огромной метлой

Золотых полумертвые кучи.

Только стало все сразу бедней,

Город сдал, как старик, за недели…

С каждым часом морщины видней

И лохмотья на каменном теле.

И одно остается — молчать.

Здесь словами уже не поможешь.

Наше летнее счастье начать

Все равно ведь сначала не можешь.

Завтра утром — на зиму? навек? —

Начинается наша разлука.

Должен все отдавать человек, —

Даже это, без лишнего звука.

Crucifix

Я сегодня как будто ослеп,

Я сегодня как будто погиб.

Ничего, что как затканный креп

Этой рощи широкий изгиб.

Так печален и тих городок,

Так высокий спокоен собор.

А кругом, как могильный венок,

Темно-синий раскинулся бор.

Знаю: этих печальнее мест

Ничего на земле не найти.

Но мешает источенный крест

На распутье отсюда уйти.

Он стоит у бесцельных дорог,

Покривился и мхами зарос.

На заброшенный свой городок

Смотрит третье столетье Христос.

Я родился не в этом краю,

В замке герб на воротах чужой…

Но сегодня тревогу мою

Я несу полевою межой.

Ты, сумевший так многое дать,

И за это распятый людьми,

И мою непосильную кладь

На Свой сгорбленный крест подыми…

ПРОСТОЙ ПЕЙЗАЖ

Слова печальны и просты,

Не хочет сердце слов заумных.

Да и к чему? — поля, кусты,

Полоска облаков чугунных…

Унылый снег опять идет,

Привычной болью сердце вяжет.

Не каждый этот край поймет,

Не каждый путь в него укажет.

Mahrisch Trubau, 1929

«Были очень детские мечты…»

Были очень детские мечты,

Были нежность, дерзость и тревога,

Было счастье. И со мною — ты:

Было все, и даже слишком много.

Было нам по восемнадцать лет.

Нам казалось, это будет вечно.

Но растаял даже легкий след,

Точно утром Путь растаял Млечный.

Я уже не плачу о былом,

Видно, так угодно было Богу,

Чтобы с каждым часом, каждым днем

Мы себя теряли понемногу.

«Я стал теперь взрослее и скромней…»

Я стал теперь взрослее и скромней,

Но в сердце те же розовые бредни.

Воздушный замок грудою камней

Лежит в пыли, не первый, не последний…

И так идут короткие года,

Года, что в жизни лучшими зовутся…

И счастье в двери стукнет лишь тогда,

Когда «войди» — уста не отзовутся.