Мертвое море

— Молодец, Фабрини, ой молодец. Почему только твой папаша не смыл свою сперму в раковину и не избавил нас от такого счастья?

Удар почти достиг цели: глаза Фабрини потемнели и ненависть закипела, как горячая смола. Кук сразу почувствовал исходящую от него жажду крови, но потом это ощущение угасло. Вернулась улыбка, тонкая, как бритва.

— Продолжай, Сакс, продолжай, — сказал он.

— А я никогда не останавливаюсь. Спроси у своей мамочки.

Фабрини прищурился:

— Как скажешь, болтунец.

Менхаус зашелся смехом, Сакс вскипел от гнева.

Крайчек продолжал скалиться. Ухмылка, казалось, не сходила с его лица и была похожа на нарисованную улыбку клоуна.

— Дети, вы оба как дети малые. Сидите, спорите, обзываете друг друга, а тем временем нас уносит все глубже в ад. Туда-то мы все и плывем, да, прямиком в ад. И знаешь что, Менхаус? Мы не выберемся отсюда. Никогда. — Он захихикал высоким, дрожащим голосом, прозвучавшим так, словно кто-то провел ногтями по школьной доске. — Прямо как… хи-хи… прямо как Алиса в Стране чудес, а? Мы прошли сквозь зеркало, и пути назад нет. Нет!

— Заткнись! — рявкнул Сакс. — Псих чертов.

— Нет-нет, — сказал Фабрини. — Пусть говорит. Пусть выкладывает, что у него на душе, может, сейчас самое время выговориться, сказать правду.

— Мы все перенапряглись, — вставил Кук.

— Заткнись, кретин, — перебил его Сакс. — Давай, Крайчек, выкладывай, а то ты грызешь эту кость с того момента, как мы поднялись на борт. Так что выплевывай. Какое безумное дерьмо ты нам приготовил?

Крайчеку это не понравилось. Он не хотел, чтобы его называли сумасшедшим, как проститутка не хочет, чтобы ее называли шлюхой, потому что правда не только причиняет боль, но и оставляет шрамы.

— Какую это кость я грызу? Да такую же, какую и вы все, только ни у кого из вас не хватает мужества это признать. Вы все напуганы, до смерти напуганы, и сами это знаете. Я вижу это по вашим глазам. Черт, да я чувствую это по вашему запаху: вы уже готовы наложить в штаны! Здоровенные крутые строители боятся, как маленькие старушки в темноте! Мне это нравится. Нравится! Не поверите, как мне это нравится!

— Хватит, Крайчек, успокойся, ради бога, — попросил Кук. — Мы же твои друзья.

Это развеселило Сакса:

— Друзья? Я ему не друг, Кук, как и тебе, и не мамочка. Я не собираюсь нянчиться с этим чертовым сосунком.

— Господи, Сакс, — сказал Фабрини. — Оставь парня в покое.

— Поцелуй меня в задницу, тупой итальяшка. Это касается и остальных нытиков. Господи Иисусе, да среди вас нет ни одного мужика. — Он с отвращением посмотрел на Крайчека. — Давай, Крайчек, выпусти пар. Дай нервишкам передышку. Когда решишься, наконец, перерезать себе вены, я дам тебе нож. Я припас его специально для тебя.

Теперь и Кук почувствовал себя неуютно, будто какой-то сумасшедший пытался разорвать связь между реальностью и здравым смыслом. Он становился одиноким уязвимым параноиком.

Возможно, как и все остальные.

Если здесь и присутствовал когда-либо дух товарищества, то он окончательно выветрился. Основным виновником был, конечно же, Сакс. Он оказался пресловутым гнилым яблоком, семенем раздора, вмещая в себе самые худшие человеческие качества: нетерпимость, эгоизм и дешевую ненависть. Чрезвычайные ситуации обнажают в людях лучшие и худшие качества, и не было никакого сомнения в том, чего в Саксе оказалось больше. Он был подлым, грубым и черствым. Такой перережет другу глотку за корку хлеба.

«Разве не забавно, — подумал Кук, — что подобное дерьмо всегда выживает? Всегда продолжает жить и отравлять жизнь другим?»

Но если вся жестокость Сакса была направлена на то, чтобы Крайчек завял, как цветок на морозе, то бригадир просчитался.

— Знаешь, что мне в тебе нравится, Сакс? У тебя самый большой рот в нашей компании. Выпячиваешь грудь, гнобишь других, корчишь из себя большого босса, крутого парня, а знаешь, что в этом самое смешное? Что убить меня ты боишься больше всего. Ты прячешься за маской мачо, потому что внутри ты маленький напуганный мальчик, если бы здесь тебе не перед кем было выделываться, ты бы уже плакал и сосал большой палец.

Сакс взбесился. Все подумали, что он набросится на Крайчека и живого места на нем не оставит, но этого не случилось. Он замер на месте, испепеляя матроса взглядом.

— Ладно, Крайчек, хватит, — сказал Менхаус. — Вы оба, хватит.

Фабрини выглядел озадаченным:

— Что значит «прошли сквозь зеркало»? Что ты имеешь в виду?

Крайчек, продолжая ухмыляться, ответил:

— Мы уже не в Атлантике, а где-то в другом месте. В нехорошем месте, и вы все это знаете. Прямо как Алиса, попавшая в Зазеркалье, только в этой Стране Чудес все не так уж радужно, верно? Можете называть это Треугольником Дьявола, Саргассовым морем или Кладбищем Пропавших Кораблей — не имеет значения. Туман поглотил нас и исторг здесь… бог его знает где. В другом измерении, на другой планете — я знаю лишь одно: никто из нас не выберется отсюда, мы останемся здесь навсегда.

— Чушь, — фыркнул Менхаус. Он впервые выглядел сердитым. — Это все чертовы моряцкие байки, и я в них ни за что не поверю. А ты, Сакс? Ты же не веришь в это, верно?