Мертвое море

Все пригнулись, крича и пытаясь уклониться от твари. Издавая странный, вибрирующий звук, существо налетело снова. Кушинг поднырнул под смертоносное тело, Джордж бросился на пол, инстинктивно вскинул руку, чтобы прикрыть лицо, и один из бурых когтей расцарапал ее от локтя до запястья. Он понимал: резани коготь глубже — и руку отсекло бы, как хирургическим скальпелем. Кушинг продолжал отмахиваться веслом. Джордж не отрываясь смотрел на свою руку: сначала ссадина порозовела, а потом открылась, как красный рот, полный пузырящейся крови.

«Летучая мышь» продолжала нападать, пикируя на них с удивительной скоростью и ловкостью. Дуги плота были уже сильно повреждены и обвисли, как спущенные воздушные шары.

Гослинг пытался прицелиться в тварь, но она двигалась слишком быстро и чересчур низко, а ему вовсе не хотелось прожечь в плоту дыру.

Кушинг нанес существу пару хороших ударов веслом, но оно, казалось, никак на них не отреагировало: его упругое, кожистое тело было создано для борьбы, а их мягкие, розовые тела едва ли что-то могли ему противопоставить.

Тварь взмыла над плотом и зависла на несколько секунд. У Гослинга появилась возможность прицелиться, но существо не собиралось подставляться под выстрел и спикировало вниз, как вражеский бомбардировщик, выбив крылом весло у Кушинга из рук, а затем набросилось на Сольца, словно пчела на цветок.

Сольц попытался увернуться, но оно вцепилось в него когтями, обхватив крыльями, как руками. Длинный извивающийся хвост бил по воздуху. Гослинг схватил весло и изо всех сил ударил существо. Оно издало похожий на визг звук и взмахнуло хвостом — колючий кончик просвистел в паре дюймов от глаз Гослинга.

«Летучая мышь» держала Сольца недолго, но этого хватило, чтобы у того начались конвульсии. Гослинг увидел, как длинная полая трубка языка высунулась и ткнула Сольца в щеку, оставив ожог и тошнотворный запах паленого мяса.

Сольц издал безумный, истерический вой, проникший в каждого, кто находился на плоту, и эхом разнесшийся в тумане, словно детский вопль, поднявшийся со дна колодца.

Существо взмахнуло крыльями и отстранилось от Сольца, напоследок сбив с него очки языком и смочив его зажмуренный глаз прозрачной слизью. Эффект не заставил долго ждать: тонкая кожа века запузырилась, как плавящийся пластик, и потекла розовыми струйками по щеке. Сольц вопил, корчился и извивался, а его глазное яблоко стремительно краснело.

Плот качался и подпрыгивал, как на американских горках. «Летучая мышь», молотя крыльями по плоту, попыталась взлететь. Гослинг вскинул весло — на секунду, полную абсолютного отвращения, он замешкался, осознав, что своим языком существо пробовало Сольца на вкус, — и нанес удар. Он целился в плоский диск головы, но удар пришелся по двум дико подрагивающим усикам. Одно из них весло срезало подчистую, а другое переломило, как тростинку.

Существо заверещало, забило крыльями, запрыгало, затем поднялось на фута три в воздух, неуклюже ушло в сторону и шлепнулось в море. Оно пыталось взлететь или поплыть, но вместо этого лишь кругами скользило по воде, словно собака, гоняющаяся за собственным хвостом.

Гослинг вдруг с абсолютной уверенностью понял, что усики были чем-то вроде главного органа чувств: и носом, и ушами, и глазами одновременно. Без них существо стало слепым и беспомощным, не могло ориентироваться в пространстве.

Однако времени на раздумья не было: существо задело когтями три из четырех дуг плота (последняя повисла знаком вопроса и взяла на себя груз трех остальных), а его шипастый хвост проткнул левый борт, и воздушные камеры медленно сдувались.

Джордж прижимал к груди раненую руку, красную от крови.

— Я в порядке, — сказал он. — В полном порядке.

Чего нельзя было сказать о Сольце: когти существа рассекли ему лицо, плечи и живот, он обильно истекал кровью, на лице были серьезные ожоги, левый глаз, в который попала слизь, покраснел, раздулся, как мяч для гольфа, и заплыл желтым гноем.

Дела были плохи, и, когда все подошли к Сольцу, у него начался припадок.

8

На самом деле идею предложил Фабрини, но Кук ее поддержал. Крайчек сказал, что они играют с огнем, а Менхаус сравнил их предприятие со спуском в могилу. Саксу идея показалась забавной. Он сказал, что, если его развяжут, даже позволит Фабрини позабавиться со своей сестрой.

Впятером они поднялись на борт «Циклопа», добрались до палубной рубки и спустились в каюты, или кубрики, как их называл Сакс, — простые, спартанские, практичные жилища. Выбрав две каюты, мужчины принялись за уборку: стали вытирать пыль и открывать иллюминаторы, чтобы немного проветрить помещения. Матрасы и подушки были покрыты плесенью и местами прогнили, поэтому их вытаскивали в коридор и складывали в кучу. Через некоторое время каюты стали походить на вполне пригодные жилые помещения.

Кук и Фабрини пока даже не думали развязывать Сакса, хотя понимали, что рано или поздно придется это сделать.

— Я окажу вам услугу, — усмехнулся Сакс. Он ткнул большим пальцем в сторону Крайчека. — Выбираю психа, а вы, девчата, можете вдоволь наслаждаться друг другом.