Мертвы, пока светло

Даже за все сокровища мира я не вспомнила бы, как зовут эту женщину. Она была из методистской общины, у нее было трое взрослых детей – я помнила ее лицо, но имя совершенно вылетело из головы.

– Знаете, смотреть на вас двоих, зная, что вы остались одни, так печально. Сразу вспоминаются ваши родители, – поделилась она.

Женщина сочувственно опустила уголки губ, но я не верила в ее искренность. Я посмотрела на Джейсона, затем – на женщину и кивнула.

– Да, – сказала я. Но прежде, чем она заговорила, я услышала ее мысли и побледнела.

– Но как же брат Адель, ваш двоюродный дедушка? Наверняка он еще жив?

– Мы не общаемся, – отрезала я, и мой тон обескуражил бы кого угодно, кроме этой бесчувственной дамочки.

– Но он же ее единственный брат! Вы же… – Она замолчала. До нее, очевидно, дошел смысл наших тяжелых взглядов.

Несколько человек упоминали в разговоре с нами отсутствие дядюшки Бартлетта, но намеки на то, что это – семейное дело, доходили до них гораздо быстрее. Эта женщина, чьего имени я так и не вспомнила, просто оказалась слишком непонятливой. Она принесла салат с тако, и я планировала выкинуть его в мусорку, как только она уйдет.

– Нам придется ему сообщить, – тихо сказал Джейсон, когда она ушла. Я закрыла свой разум; у меня не было ни малейшего желания знать, о чем он думает.

– Ну позвони ему, – проговорила я.

– Ладно.

В тот день мы больше не сказали друг другу ни слова.

Глава 6

Три дня после похорон я оставалась дома. Слишком долго – мне хотелось вернуться к работе. Но я продолжала думать о вещах, которые должна была сделать, – или я просто считала, что должна их сделать. Я прибралась в бабушкиной комнате – Арлин заехала ко мне, и я попросила ее помочь, потому что не могла оставаться наедине с вещами бабушки, такими знакомыми и пропитанными запахами детской присыпки и «Кампо-Феника», которые ассоциировались с ней.

Так что моя дорогая Арлин помогла мне разложить вещи по коробкам, которые отправятся в благотворительную организацию. На севере Арканзаса последние пару дней бушевали торнадо, и я полагала, что люди, потерявшие все, точно найдут бабушкиной одежде применение. Бабушка была ниже и тоньше, чем я, и наши вкусы сильно различались, поэтому я не оставила себе ничего, кроме украшений. Их было немного, но те, которые она все-таки носила, были для меня настоящей драгоценностью.

Удивительно, сколько вещей бабушка держала в своей комнате. Я даже думать не хотела о том, что она убрала в мансарду: с этим я разберусь позже, осенью, когда под крышей не будет так невыносимо жарко, а острая боль от потери поутихнет.

Возможно, я выбросила больше вещей, чем следовало, но возможность разобраться с ними позволила мне почувствовать себя сильной, полезной. Арлин все складывала и упаковывала, не трогая только бумаги: фотографии, письма, счета и погашенные чеки. Бабушка, благослови ее господь, никогда в жизни не пользовалась кредитной картой и ничего не покупала «на будущее». Это сделало разбор вещей намного проще.

Арлин спросила насчет бабушкиной машины. Ей было пять лет, но бабушка мало на ней ездила.

– Ты продашь свою и оставишь ее? – уточнила Арлин. – Твоя новее, но меньше.

– Я об этом не думала, – ответила я.

И поняла, что не могу думать об этом сейчас, что уборка в комнате была максимумом моих сегодняшних возможностей.

К вечеру в комнате не осталось ничего, связанного с бабушкой. Мы с Арлин перевернули матрас, и я по привычке перестелила постель – старую постель с узорчатым балдахином. Я всегда думала, что бабушкин спальный гарнитур очень красивый, и мне пришло в голову, что теперь все это принадлежит мне. Я могу перебраться в большую спальню с собственной ванной и перестать бегать в ту, что в конце коридора.

Внезапно мне захотелось именно этого. Мебель, которой я пользовалась в своей спальне, перевезли из дома родителей после того, как они погибли. Эта мебель предназначалась ребенку – девочке, увлеченной куклами Барби и ночевками с подругами.

Не то чтобы я часто приглашала – или меня приглашали – на ночевки.

Нет, нет, нет, я не собиралась возвращаться к своим старым ранам. Я такая, какая есть, у меня есть жизнь, которая мне нравится, и множество мелочей, которые меня радуют.

– Может быть, я переберусь сюда, – поделилась я с Арлин, которая заклеивала коробки.

– Не рановато ли? – спросила она. И тут же покраснела, осознав, как прозвучали ее слова.

– Будет проще находиться здесь, а не представлять себе пустую комнату, лежа у себя, – объяснила я. Арлин опустилась на корточки рядом с картонной коробкой. В руках у нее была катушка с клейкой лентой.

– Наверное, – в знак согласия она качнула огненно-рыжей гривой.