Мертвые яблоки

После боев под Рогами, отряд был отведен в тыл и к 18 августа 1941 года сосредоточился в городе Нежин, где был реорганизован в полк. Впервые с начала войны приступил к несению службы заграждения на рубеже Нежин – Монастырище.

5 сентября 1941 года, отец получил приказ возглавить первый батальон полка и занять оборону в городе Нежин, прикрывая отход частей Красной Армии. Однако, обстановка усложнялась, уже через неделю, прорвав оборону частей Красной Армии в районе Бахмач – Конотоп и в районе Кременчуга, подвижные соединения противника замкнули кольцо окружения. Получив, приказ выходить из окружения, пограничники двинулись по направлению к с. Городище, беспрерывно ведя тяжелые бои. Подразделения полка разбились на мелкие группы, каждая из которых искала выход из окружения самостоятельно. Вот и группа отца искала выход самостоятельно. Постоянно приходилось вступать в бой, немцы лупили по ним из минометов, порой головы невозможно было поднять по нескольку часов. Однажды, ночью, группа попала под обстрел, пограничники рассредоточились, у отца осталась только одна обойма патронов от пистолета ТТ. И вдруг, на него бросилась группа немцев, которые выскочили из-за деревьев как черт из табакерки, отец прицельно уложил почти всех из пистолета, а последнему размозжил череп рукояткой своего оружия. У немцев в голенищах сапог были уложены рожки от автомата, отец забрал немецкий автомат и принялся доставать рожки, как неожиданно рядом с ним разорвалась мина. Перед глазами все поплыло, отца зашатало, но он удержался на ногах, схватился за березу, взглянул на свои руки – они превратились в страшное, кровавое месиво. Постояв немного на месте, придя в себя и осознав, что сможет идти, отец стал прислушиваться: где-то недалеко доносились выстрелы и русская речь. Он двинулся на звуки, однако, когда ему удалось выбраться из леса, вокруг воцарилась зловещая тишина. Он огляделся – движения не было, голова кружилась и жутко болела. Он приметил небольшой кустарник и, решив дождаться утра, расположился на земле за ветвями, укрывшись плащом-палаткой. Уснуть, конечно, не получилось, небо было очень ясным и звездным, а вокруг тихо-тихо. Дождавшись восхода солнца, отец двинулся искать своих. По пути ему попалась деревня, оказалось, что немцев в ней не было, а вот русские были, но уже ушли. Местные жители помогли отцу: обмыли его израненные руки, обработали самогонкой, забинтовали, и он продолжил путь, вскоре догнав своих. Его немедленно отправили в медсанбат – помимо осколочных ранений у отца оказалась очень тяжелая контузия. Какое-то время он лечился в госпитале в Харькове, где и выяснил у мужа тети Симы, что мы были эвакуированы в конце августа и что эшелон ушел на Урал.

В октябре 1941 года, над Харьковом с каждым днем усугублялась угроза захвата города противником и отца эвакуировали на лечение в госпиталь в город Пермь. Как только он добрался до Перми – стал искать информацию о нашем местонахождении и в начале января, ему наконец сообщили, что Воронова Надежда Степановна с двумя детьми была определена в частный дом в городе Лысьва.

***

Мы услышали, как подъехала машина. В дверях появилась медсестра с чайником, белым хлебом и банкой сметаны:

– Вот, Георгий Николаевич, все что было! Сметана, конечно не первой свежести, но другой, к сожалению, нет.

Отец отрезал нам по кусочку хлеба, налил по пол стакана сметаны и предупредил маму, что есть нужно помаленьку, иначе можно умереть.

В дом зашел шофер:

– Чай у тебя есть? – спросил у него отец.

– Есть, Георгий Николаевич!

Он принес нам большие пачки чая, оставил мясные консервы.

– Завтра я вам еще привезу еды: будет первое, второе и компот – уходя, сказал отец.

Уже с самого утра нам привезли котлеты с рисом, суп, белый хлеб. Хозяева тоже собрали на стол: накрутили фарш, налепили пельменей, угостили медсестру, передали Георгию Николаевичу. Они совершенно на него не обижались, совесть взяла верх над самолюбием.

Примерно через неделю к нам привезли отца, мама каждое утро и каждый вечер распаривала ему руки в тазике, чтобы выходили осколки, после чего обильно смазывала их какой-то мазью. Вот так весь январь 1942 года отец и выпаривал осколки. Хозяева выделили комнату: поставили кровать отцу с мамой, мне тоже нашли кроватку. Валька быстро шел на поправку, угроза миновала.

Вскоре отцу привезли предписание – прибыть в Сталинабад6, вместе с предписанием были все необходимые документы на него и семью. Поэтому уже на следующий день мы отправились поездом к месту назначения.

В Сталинабаде первое время отец был назначен комендантом города, а затем он возглавил полк подготовки резерва на фронт: учил солдат верховой езде и владению оружием: саблей и карабином. Там на границе все ездили на лошадях, отец отлично владел этим навыком.

В апреле 1942 родился мой младший брат Владимир. Он был недоношенным, семимесячным, очень слабеньким, маленький, как щенок. Мама обкладывала его ватой в кроватке, так как он постоянно замерзал. Выходили малыша.