Мертвые яблоки

Отец прибывал в шоке, ведь оказалось, что когда он уехал в очередную командировку, к маме пришла неизвестная мне женщина, которая очень долгое время добивалась расположения отца, ведь он был видный, красивый мужчина. Что именно она наговорила матери, теперь известно одному Богу. К сожалению, ей удалось ударить в самое больное место, довести маму до отчаяния. В этом аффективном состоянии мама решилось на страшный, роковой шаг, а так как в 1945 году аборты были под запретом, то ничего удивительного, что все закончилось заражением, после проведения подпольной, криминальной процедуры.

Для лечения мамы требовался пенициллин, которого не было в наличии. Отец сделал невозможное – достал лекарство, но, к сожалению, было уже слишком поздно, процесс был необратим.

15 августа 1945 года я видел маму в последний раз. Мы выехали из Кагула в Кишинев вместе с отцом и маминой родной сестрой, дорога была разбитой, везде еще оставались воронки от снарядов, осколки, ехали медленно, постоянно пробивали колеса, приходилось останавливаться, поэтому расстояние в 200 км. удалось преодолеть только за два дня. Мама была очень исхудавшей, я даже не сразу узнал ее, казалось, что на лице остались одни большие глаза. Я помню ее бледное, уставшее лицо, перевязанные руки от постоянных капельниц. Она крепко обняла меня, расцеловала, расплакалась. Я тоже не смог сдержать слез и отчаянно разрыдался. Мама нежно и обреченно гладила меня по голове:

– Какой же ты у меня красивый, как же тебя будут любить. Я хочу, чтобы тебя любили так, как люблю я – шептала она. – Ты береги себя, сынок. И прошу, не оставляй, умоляю не оставляй Володю. Он такой маленький… Такой слабый…

Ночь я провел в госпитале, рядом с мамой. Утром ее покормили, я взял у отца денег, пошел на рынок и купил хорошего винограда. В общей сложности я находился с мамой еще два дня, но отцу нужно было возвращаться обратно в Кагул. Расставаясь, мы горько плакали, хотя я не понимал до конца, что же все-таки происходит, а взрослые конечно осознавали, всю безнадежность ситуации.

Вернувшись в Кагул, мы продолжали каждый вечер звонить в больницу и узнавать о мамином состоянии. У папы был денщик по фамилии Прищепа, он практически заменил нам маму: готовил галушки, стирал нашу одежду, шил, убирался, делал виноградный сок. И вот вместе с Прищепой, мы каждый вечер ходили в Штаб отряда и через коммутатор выходили на Кишиневский госпиталь. Накануне маминой смерти, Прищепа, как обычно, задал вопрос врачам: «Как состояние Вороновой Надежды Степановны?». Я всегда следил за его выражением лица, пытался считать, полученный ответ, но он был очень непроницаемым, невозможно было понять хорошо с мамой или плохо. Однако в этот раз, мне на минуту показалось, что он как-то горестно задумался. На мои расспросы Прищепа по-доброму ответил, чтобы я не волновался и с мамой все в порядке и ее скоро выпишут. Я ужасно обрадовался этой новости, прибежал домой, разбудил своих братьев, сказал им, что мамочке лучше, и она скоро вернется домой.

–Ура! – закричал Валентин.

На следующий день я залез в соседский сад и нарвал винограда. Хозяином сада был священник, который видел, что я наведываюсь к нему без спроса, но всегда делал вид, что ничего не происходит. Я принес сладкие гроздья, хорошенько их помыл и накормил своих братьев.

Выбежав на крыльцо дома, я увидел, как из-за угла выезжает машина, в которой сидит шофер с отцом и маминой сестрой. Однако мамы в машине не было, только какие-то узлы. В голове застучала тревожная мысль: «Где же мама? Почему одни?» Машина остановилась у дома, и я увидел, как отец пристально смотрит на меня красными, заплаканными глазами. Сердце заколотилось, к горлу подступил ком. Отец подошел ко мне: «Ну что сыночка, нет больше нашей мамки». В глазах потемнело, я потерял сознание. Очнулся, когда отец бил меня по щекам, пытаясь привести в чувства. Вот так закончилось мое детство, ушло, вслед за мамочкой…

***

После похорон мамы, ее родные сестры: Анна, Галина, Тамара и Ксения пришли к отцу с просьбой забрать нас, детей, к себе на воспитание. Мама была самой младшей из сестер, они практически вырастили ее, после того, как в 1916 году, во время тяжелых родов, умерла их мать – Евдокия Петровна Манжос. Смерть младшей сестренки стало для молодых женщин тяжелым ударом и они хоть как-то хотели облегчить нашу участь. Однако, отец ответил категорическим отказом, сказав, что детей будет воспитывать сам и сестрам ничего не оставалось делать, как попрощаться с нами и вернуться обратно к своим семьям.

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1945 года, отца дома не было, так как его работу не могли отменить никакие жизненные обстоятельства. За нами остался приглядывать Прищепа, он очень переживал за наше состояние, так как мы с братом Валей безостановочно рыдали и никак не могли уснуть вплоть до глубокой ночи, пока сон, в конце концов, не одержал победу над горем.

На следующее утро, мне следовало отправляться в школу. Учительница сразу обратила внимание на мое подавленное состояние:

– Что случилось, Вениамин? – спросила она.