Мертвые канарейки не поют

– Ладно, политикой тебя не прошибешь. А как Новый год отмечать планируешь? У нас тут веселая компашка подобралась, на дачу поедем. Давай с нами!

– Благодарю, Антоша, – заметила ровно Рита, – но, как ты в курсе, мой лимит посещений чужих дач исчерпан. Так что не обессудь…

– Мать, я такой идиот! Извини, тогда я сам к тебе подъеду…

Рита попыталась сказать, что делать этого не стоит, но Антон уже повесил трубку. Впрочем, она была уверена, что Громыко к ней не заявится, однако поняла, что ошиблась, когда тот в костюме Деда Мороза, с мешком за спиной и бутылкой шампанского, ввалился к ней в пустую темную квартиру.

– Мать, смотри, что я тебе принес!

И вынул из мешка небольшую елочку. А потом потребовал игрушки, чтобы ее украсить. Рита сначала сопротивлялась, потом заплакала, затем успокоилась и вытащила с антресолей ящик с елочными украшениями.

– А ты что, не поедешь на дачу с веселой компашкой? – спросила она гостя, когда стрелки часов подобрались к шести вечера и на улице послышались взрывы первых петард.

– Я буду встречать Новый год тут, с тобой! – заявил Антон.

Рита заметила, что его уши покраснели, и он добавил:

– Если ты, мать, конечно, не против…

Вообще-то она намеревалась провести праздник одна, в темноте, накрыв голову подушкой и плача.

Родственники усиленно зазывали ее к себе, однако она отказалась, ссылаясь на плохое самочувствие и объясняя, что хочет побыть одна.

Одна, потому что у нее никого не было.

Выходит, она ошибалась – у нее был однофамилец министра иностранных дел СССР, подвизавшийся на полставки в самой поганенькой газетке их города.

Собственно, кто сказал, что это мало?

– Я не против, – сказала Рита и вдруг улыбнулась. И поняла, что за последние недели не улыбалась ни разу.

Ни разу.

– Господи, – воскликнула она, – но как мы будем встречать Новый год, если у нас нет праздничного стола?

Праздничный стол организовали – очень скромный, однако большего им и не требовалось. Только когда Антон сорвался было, чтобы раздобыть где-нибудь в последний момент торт, заявив, что его любимый – это «Наполеон», Рита воскликнула:

– Нет, никакого торта…

Никакого «Наполеона». Тогда, в день несчастья, «Наполеон» купила мама…

Обошлись домашними заготовками из кладовки, консервами и упаковкой старого печенья, давно засохшего, но ужасно вкусного, обнаруженной Ритой за кастрюлями в одном из кухонных шкафов.

Ну, и с шампанским, которое притащил Громыко.

Впервые за долгое время Рита смогла немного расслабиться, более того, забыть о том ужасе, в котором теперь жила.

И даже – хотя бы немного – сумела порадоваться происходящему.

Но именно немного. Потому что девушку преследовала мысль о том, что она тут отмечает Новый год, а мама одна в больнице. Вообще-то Рита хотела поехать к ней, но позволила Антону уговорить себя перенести эту поездку на первый день нового года.

А отец был в СИЗО.

По телевизору пожилой одутловатый президент попросил у народа прощения и ушел в отставку, и в эфир дали нового, молодого. Тот произнес речь, пробили кремлевские куранты, и наступил Новый год, сопровождаемый салютом и громом петард на улице, Антон, чокнувшись с Ритой шампанским, произнес:

– Ну, за все хорошее! Пусть новый год будет лучше предыдущего!

– Главное, чтобы не хуже. Хотя это уже вряд ли получится… – добавила Рита и осушила бокал.

А потом заплакала – безо всякой причины. Хотя причин было хоть отбавляй, и, вероятнее всего, в этом-то и было дело.

Хорошо, что Антон, хоть и пытался успокоить плачущую девушку, не делал попыток к ней приставать, иначе бы это окончилось очень нехорошо – в первую очередь для него самого.

Наплакавшись, Рита произнесла:

– Извини, накопилось…

И снова заревела.

В телевизоре мельтешили набившие оскомину пухлые звездные лица, и Антон сказал:

– Ну, знаешь, я ведь переговорил с нашим главным…

– И что он сказал? – быстро спросила Рита, сердце которой забилось в предчувствии хорошей новости, однако она быстро поняла, что надеяться не на что, – это было написано на кислой и озабоченной физиономии журналиста.

– Понимаешь, мать, он заинтересовался, но, узнав, о ком идет речь, категорически запретил заниматься расследованием…

Рита ничего не ответила, а только вздохнула. Что же, было понятно, что никто не захочет идти против Барковского.

– Однако, мать, знаешь, что я подумал?

Риту, если честно, не особо это занимало, однако она была признательна Громыко за то, что он оказался одним из немногих, кто ее поддерживал.

Так и не дождавшись от девушки ответа, Антон заявил:

– Мы сами проведем расследование! И разоблачим Барковского!

Рита, снова вздохнув, сказала:

– И завершим свой путь на городском кладбище?

Антон воскликнул:

– А что ты предлагаешь, мать? Сдаться и пойти ко дну? Извини, но я уже обрисовал тебе ситуацию: мы с тобой уже и так на дне. Так что же нам терять?

Рита, начиная раздражаться, заявила:

– Вот, оказывается, зачем ты заявился ко мне и пожелал отпраздновать со мной Новый год! Потому что тебе надо мое согласие на эту безумную авантюру!