— Данный факт заставил меня изменить первоначальный план. Дожидаясь твоего появления на улице, я намеревался пристроиться за твоим преследователем и, прихватив его в удобном месте, проверить документы и выпотрошить на предмет полезной для нас информации. Наверняка ведь на такое дело авторитет районного масштаба послал бы не зубра какого, а свою "шестерку", на которую хоть что-нибудь, да нашлось бы в нашем архиве… Никуда бы этот хмырь не делся, раскололся, а в перспективе можно было бы попробовать сделать из него и осведомителя. В итоге я бы и не шибко утомился, и помог тебе, а глядишь, завел бы себе еще и стукачика. Когда же выяснилось, что все устроено по взрослому, пришлось сесть этому парню "на хост", чтобы он привел меня к тому, кто его послал.
— И? — Клаутов несколько устал от этого многословия.
— И доведя тебя до дома, наш неизвестный друг пропищал что-то по мобильнику. После чего сел в тотчас подъехавшую к нему машину и скрылся с глаз. Полагаю, что его сменил кто-то другой, следящий, чтобы ночью ты не ушел по крышам за кордон. — Мишка оставался самим собой, поэтому не смог в конце концов удержаться от плоской шуточки. — Тогда, разумеется, я и в мыслях не держал, у кого ты оказался под колпаком, но на всякий случай с независимым видом прошел мимо. Оставалось только позвонить на Петровку и попросить дежурного установить, кому принадлежит автомобиль с таким-то номером. Как водится, тот попросил перезвонить, а потом начал темнить и интересоваться, какого хрена мне нужна запрошенная информация. Тут-то меня и осенило. Слежу, говорю, за одним подозрительным типом. А вокруг еще один вертится, на том самом авто. Он, говорю, что, из "Детского мира"? Колись, говорю, чтоб я зря ботинки не топтал. Ну, тот помялся, и говорит: ага, мол, из Конторы. Вопросы есть?
— Есть. Какого лешего им от меня надо?
— Хороший вопрос! Отвечаю: не знаю. Но во всем этом лично я наблюдаю один положительный момент.
— Какой же, если не секрет?
— Тебя, во всяком случае, сегодня-завтра никто ликвидировать не собирается! — Пока журналист раздумывал, чем бы таким запустить в Гуся, тот поспешно сменил тему, жалобно спросив: — Жрать мы сегодня будем?
Ужинали в молчании: и потому, что натерпелись голода, и потому, что неожиданная информация требовала осмысления. Наконец, гигантская яичница была уничтожена, а самое вкусное — соус из перетопленного сливочного масла, сока овощей и недожаренных яичных "тянучек" был кропотливо собран на кусочки хлебного мякиша и с подобающими случаю почестями отправлен в рот. Теперь появлялась возможность и поговорить, поскольку пиво еще оставалось, а хозяин щедрой рукой нарезал целую тарелку тонких до полупрозрачности ломтиков сырокопченой колбасы — самое тл под пиво, кто понимает! Вобла-то пришла к нам от бедности, даром, что при царе ею кормили каторжан…
— Скажи-ка мне, уважаемая акула пера, — сыто прижмуривая глаза, вопросил Михаил, — чем таким ты занимался в последнее время, что умудрился попасть в поле зрения ФСБ?
Занятый работой желудок удалил из крови излишек адреналина, и реакция Петра была вполне спокойной:
— Знал бы, где упаду, соломки бы подстелил.
— Никаких острых тем не поднимал в последнее время?
— После отпуска ничего шумного. Работаю над очерком об одном видном кардиологе, который проходил по "делу врачей"… Слушай, а может, это каким-то образом растет из Белграда?
— Ага, наш общий друг Шошкич сообщил своим заклятым друзьям с Лубянки, что ты с тайной миссией от МГБ побывал в Белграде, зарезал ветерана тамошних спецслужб и коварно улизнул от возмездия. Придумай что-нибудь получше!
— Сам придумай, если ты такой умный! — благодушное настроение Клаутова, как вода на асфальте в жаркий день, на глазах начало испаряться. — Отродясь ни во что, с ФСБ напрямую связанное (если не считать преступных персонажей некоторых моих старых публикаций), не ввязывался и ввязываться не собираюсь. И…
— Никогда на Лубянку не обращался…?
Журналист, собиравшийся что-то сказать, внезапно осекся. Как он мог забыть? Действительно, пару лет назад он, включив все мыслимые и немыслимые связи, пробился в архив этой организации с надеждой узнать что-нибудь о судьбе прадеда. Петр (кстати, и названный в честь этого своего родственника), всю сознательную жизнь мечтал пролить свет на его жизнь и смерть.