Мертвые хватают живых

— Наверно, на уровне подкорки я все же хотел посчитаться с Вацетисом, — раздумчиво произнес хирург. — Иначе, с какой стати стал бы я бояться, что в убийстве генерала обвинят меня? Потому-то и скрыл от милиции тот несущественный и ни о чем, в общем-то, не говорящий факт, что днем заскакивал домой, а сказал, что пришел только к вечеру — что чистосердечно и подтвердила Нина Тихоновна. Вы удовлетворены, молодой человек?

— На данном этапе — да! Но…

— В таком случае расскажите и вы, что заставляет вас с Татьяной — если вы не работаете на "органы" — с пристрастием расспрашивать меня о том, что вас, как частных людей, вовсе не касается?

Еще мгновение назад Клаутов, в предвидении этого неизбежного вопроса, собирался изложить какую-нибудь байку, экспромты ему обычно удавались. Но против воли, удивляясь самому себе, он отчего-то честно начал рассказывать о несчастной судьбе Петра Клаутова-старшего и всей той цепочке, которая стараниями капитана Сидорцева потянулась от убийства Вацетиса к нему. Когда журналист закончил, на миг воцарилась тишина.

Совершеннейшая фантастика, — покачал головой Борисов-Вельяминов, — каким невероятным образом повязал нас с вами покойный генерал! Что ж, молодой человек, я надеюсь, что борясь за чистоту своего имени, вы позаботитесь и о моем…

— Радий Александрович! А вот в тот день, когда вы в неурочный час зашли домой…

— Мне нужно было переодеться, вечером предполагалось одно мероприятие, на которое полагалось прийти при полном параде.

— Я не об этом, — махнул рукой Петр, отметивший, тем не менее в своей памяти, что в дальнейшем придется уточнять, о каком мероприятии упомянул хирург. — Меня интересует другое: ничего подозрительного или необычного вы тогда не заметили?

— Кое-что, наверно, было, — к удивлению Петра, задавшего этот вопрос "для порядка", ответил Радий Александрович. — Как вы понимаете, солгавши раз, потом приходится говорить неправду снова и снова. Майор, который со мной беседовал об убийстве соседа, тоже спрашивал, не видел ли я в дни, предшествовавшие убийству, или в самый день совершения преступления чего-нибудь, что могло бы помочь следствию. Тогда я был вынужден ответить отрицательно. Вам же скажу что, поднявшись на лифте на свой этаж, на площадке я увидел незнакомых мне мужчину и женщину. Были они у Вацетиса или еще у кого (как вы заметили, на этажах по четыре квартиры), сказать не могу.

— Описать их сможете?

— Вряд ли. Но если увижу, скорее всего, узнаю.

До метро шли вместе, хотя дальше дороги Татьяны и Петра расходились: ей надо было ехать домой и садиться за срочный перевод, а журналист направлялся на Петровку к Гусеву с "отчетом о проделанной работе" (телефоном, увы, по известным причинам воспользоваться для этого было нельзя).

— Ты ему веришь? — спросила девушка, едва за ними закрылась дверь двадцать третьей квартиры.

— Верю каждому зверю, даже ежу. А ему — погожу! — несколько переиначил Клаутов известную детскую поговорку. — Хотя конечно, скорее, да, чем нет.

— А вот у меня его рассказ сомнений не вызывает. Если все это придумано, то с какой стати Радий Александрович стал бы приплетать суда встреченных на своем этаже незнакомцев?

— Ты меня удивляешь! Хотя бы для того, чтобы отвлечь наш интерес с себя на эту парочку. Или продемонстрировать свое безграничное доверие и искренность.

— Так ты в существование тех двоих веришь, или нет?

— Скорее нет, чем да.

— Ты совершенно невыносим! Будут новости, звони.

Новостей не было. Не сообщать же Борисовой, какое слово изрыгнул Гусев, узнавши, что на слова консьержки о посетителях дома в Малом Толмачевском переулке стопроцентно полагаться нельзя? Понять Михаила было можно: в результате регулярного приема старой женщиной отвара хвоща полевого и медвежьих ушек круг людей, имевших возможность попасть в дом незамеченными, возрастал неимоверно, а значит и фронт работ оперативников характеризовался теперь старинной армейской шуткой "от забора и до обеда"…

Вопреки ожиданиям, Гусев заинтересовался неизвестной парочкой. В его положении полагалось хвататься за каждую соломинку. Поэтому он собирался встретиться с соседями Вацетиса и Борисова-Вельяминова по этажу: вдруг что-нибудь, да всплывет? После недолгого колебания признал, что невредно проверить, для какого мероприятия хирург переодевался в день убийства. В конце недолгой встречи майор пообещал установить за ним наружное наблюдение и вообще "держать друга в курсе". Взяв с Клаутова очередное обещание "не лезть поперед батьки в пекло", он извинился и начал прощаться.

Выполнение подобного обещания не требовало от журналиста ни малейшего усилия: он попросту не имел ни малейшего представления о том, что бы еще можно было предпринять. А коли так — он имел полное право со спокойной душой достать из портфеля кипу скопившихся газет и завалиться на диван. Все это Петр, вернувшись домой, не замедлил проделать, не забыв прихватить из холодильника триста тридцать граммов некоего хорошо охлажденного слабоалкогольного напитка с горьким вкусом выдержанного хмеля…