Мертвые хватают живых

— Специальные части НКВД. Отлавливали и расстреливали дезертиров. Во время наступления шли сзади полевых частей, направленными в спины пулеметами вразумляя "трусов", а во время отступления — тем же способом подгоняли "желающих сдаться противнику".

— … Имеет правительственные награды, — продолжил Гусев. Дважды ранен. С июля сорок третьего в центральном аппарате. Для выполнения спецзадания осенью сорок четвертого командирован на Северный Кавказ, по возвращении награжден и представлен к присвоению внеочередного воинского звания. В 1945–1947 годах командирован на Украину, с 1948 года и до выхода на пенсию работал в следственном управлении наркомата — министерства — комитета.

— Все? — недоуменно спросила Борисова.

— Все! — пожав плечами, ответил Михаил.

— Не густо, конечно, — покачал головой Клаутов, — но и того, что сообщено, вполне достаточно для того, чтобы предположить, что Вацетис имел какое-то отношение к польским военнопленным. В конце концов, именно это для нас сейчас важно.

— Эх, заглянуть бы в дневник генерала! — мечтательно произнесла Татьяна.

— "Съесть-то он съесть, — процитировал майор старый анекдот, — да хто ж ему дасть!". К чему мечтать о несбыточном. Займемся более реальными вещами. Например, я считаю, что теперь уже есть о чем разговаривать с нашим замечательным Каминьским. Кой-что поднабралось…

— Выезжать надо сегодня же, — кивнул Клаутов, — первым же поездом. Я соберусь…

— И в качестве кого же ты поедешь? — насмешливо спросил майор.

— В качестве твоего основного аргумента.

— Не понял?

— Интересно, а как без меня ты обоснуешь их мотив? Взять их под стражу ты не можешь — все-таки, нет прямых улик, опять же: иностранцы… Как ты будешь их раскалывать? Знаешь, что ты услышишь, вздумай навешать Каминьскому лапши типа "Один мой товарищ мне рассказал, что вы решили посвятить остаток своей жизни мщению. За родителей супруги отомстили, теперь решили поквитаться за своего отца и…". Продолжить?

— Не надо. Беру тебя с собой, будешь моим Ватсоном. А Татьяну оставим на хозяйстве. — Борисова надулась. Ей, конечно, тоже до смерти хотелось отправиться в Смоленск но, будучи реалисткой, она и не подумала спорить.

На десятичасовой поезд опаздывали, к тому же Гусеву нужно было выправить командировку, а Клаутову, сидевшему под подпиской о невыезде, получить разрешение от Сидорцева. Капитан было заупрямился, но с помощью все того же полковника Трифонова дело было с огромным трудом улажено. Вообще, разговор в райуправлении ФСБ Петру не понравился: уж больно злорадное выражение лица было у следователя, что породило крайне неприятные предчувствия…

В результате выехали фирменным калининградским двадцать девятым. "Янтарь" отбывал в четырнадцать часов с копейками, а прибывал в Смоленск без десяти восемь вечера. Дорога пролетела незаметно: и Михаил, и Петр были заядлыми шахматистами, а дорожные шахматы при поспешных сборах в дорогу забыты не были. Предполагалось, что прямо с поезда они отправятся в ГУВД МВД, но тот самый давнишний приятель Гусева, полковник милиции, ожидал их на перроне.

— О, какая честь! — увидев однокашника, оживленно воскликнул майор. — Рад увидеть тебя, старик!

— С приездом, — не особенно гостеприимным тоном буркнул "старик". — Как любят говорить в американских фильмах, "у нас проблемы".

— Что, Каминьские уехали?!

— Обижаешь, начальник! От меня не уедешь… Но они намеревались это сделать, и когда брали билет на варшавский "Восток-Запад Экспресс", который отбывает через час двадцать, пришлось их задержать. Сам понимаешь, скандалят, требуют консула… Вот я для экономии времени и решил тебя встретить. Клиенты твои находятся здесь, в здании линейного отделения милиции.

— Смотри-ка, еще чуть-чуть…, - покрутил головой Гусев. — Пошли! Кстати, познакомься: мой друг и помощник по этому делу, журналист Петр Клаутов.

— Полковник Морозов, — пожал журналисту руку смолянин и быстро двинулся вперед: похоже, ни о чем, кроме неминуемых и немалых неприятностей, которыми грозило ему выполнение дружеского долга перед однокашником, думать в тот момент он не мог. Это еще Салтыков-Щедрин отмечал: хорошо иностранцу, он и у себя дома — иностранец!

В ЛОМе (линейном отделении милиции) действительно пахло скандалом. Не успели москвичи вместе с полковником Морозовым в него войти, как в нос им шибанул специфический дух, характеризующий атмосферу абсолютно всех ментовок от Калининграда до Корсакова, а до ушей донесся возмущенный мужской голос:

— Я вам уже говориу не один раз, что требую консуа! — как и большинство поляков Каминьский, притом, что неплохо говорил по-русски, букву "л" в конце слов произносил как английское "w". Чёрт знает что: никто даже не объясниу причину нашего ареста!

— Никто вас не арестовывал, — устало и, видимо, не в первый раз принялся объяснять поляку ситуацию дежурный, просто с вами хотят побеседовать…

— Хорошенькое деуво! Нас…

— Пан Войцех, здравствуйте! — шагнул вперед Клаутов. — Мое почтение пани Ирэне…