Мертвые мухи зла

«Филёры» сообщают, что нянька с контрреволюционной целью вывозила меня на станцию Белоостров, где мы искали тайник, заложенный финской разведкой, чтобы передать его содержание «связе Лены» — «Тани» и ее родственнице, тоже «связе» — Серафиме Петровне, которая на самом деле на Конногвардейском не живет, но настоящее место пока «не устоновлено». «Означинная Таня, несмотря на свой малый вид, является закаринелой белагвардейкой, что свидетильствуит (за орфографию ручаюсь!) как бы о том, что она на самом деле передала Дерябину Сергею не Ольгу Фурш (бедная писательница), а пакет с инструкциями по востанавлению бывшиго царя». Однако я дожил до черного дня…

Таня смотрит ясным взором:

— Что нам оставалось делать? Я подвела их к дому, а ты — заманил на квартиру…

— Значит, это вы… не во время чаепития… забрали?

— За день. Есть один… Неважно. Он вытащил из их карманов все, что там было, они ничего не заметили. Ты почерк узнаешь?

— Да. Кузовлевой.

— Что нам оставалось?

— Таня, господи, да ты еще девочка совсем…

— Зато ты уже не мальчик. И тебе придется выбрать… Ты считаешь, что… Серафима неправильно поступила?

— Я не бог, чтобы решать, кому орел, кому решка… Не знаю. Откуда у вас ключ?

— Старые дела. Мне вот что велели сказать: мы — не враги России. Мы не боевики. Мы группа людей, которая хочет знать правду о царской семье. И больше ничего. Но тем, кто желает нас уничтожить, — мы будем противостоять. Как тебе Званцев?

И мне делается дурно. Как ловко, как незаметно они околпачили меня. Как мило подыграли, и как здорово тренькали на струнах и струнках… И какой я лопух. Если они и в самом деле всего лишь тронутые монархисты — я все равно кретин. А если настоящие разведчики? Если правда, что ими кишит страна? Они повернули-вывернули меня подло, исподтишка, я ничегошеньки не понял, а Родину — продал?

— Не о том думаешь… — укоризненно качает головой Таня. — Ты сейчас растерян, не понимаешь, но придет время — ты нам спасибо скажешь. Да. Званцев — убийца. А те, с кем он борется? Ну, и то-то…

Мы расстаемся. Надолго ли? Метель метет в моей душе, но одно я уже знаю твердо: «сознанка» — глупость. Черт со мною. Но погибнут другие. Отчим. Мать. Анатолий. Уля. Таня. Серафима и бог весть — кто еще…

Рухнули устои. Обвалилось в мгновение все.

А может быть, я просто-напросто — трус? Боюсь? Может быть, стоит себя проверить актом гражданского мужества? Явиться сейчас к геноссе Дунину и с порога: так, мол, и так. А?

Жаль мне незадачливых «сыщиков»? Не знаю… Они, конечно, гады натуральные. Но они — глупые. И оттого несчастные. Словесная трескотня поманила их, заманила и не отпустила. Почему? Да потому, что они — ущербны, у каждого — червоточинка. Оба они советвласти на фиг не нужны. И им показалось (глупость, их бы использовали и выплюнули — азы дела), что если они «принесут пользу» — забудется их негодное происхождение, домашние обстоятельства и прочее. Подумали: преданность все спишет, все восстановит. Бедные глупцы…

Итак — я соучастник убийства. Двойного. Поздравляю вас, Сергей Алексеевич! Вы весьма достойный гражданин и к отчизне отнюдь не холодны душой. За-ме-ча-тель-но…

Не с кем поговорить… На душе — мрак. Что делать — не знаю. Мама и отчим заметили неладное, переглядываются.

— Неуд получил? — пытается шутить Трифонович. Знал бы он, о каком «неуде» идет речь.

— Сергей, у тебя явно испортился характер, — раздраженно замечает мама. — Я не перестаю удивляться!

— У меня переходный возраст, — бросаю хмуро. — Вчера я заметил, что мой интерес к девочкам стал другим.

Они снова переглядываются.

— Вообще-то хамить — не лучший способ… — пожимает плечами отчим. Если что-то серьезное…

— Еще бы — серьезное! — взрываюсь я. Э-э, будь что будет. Я должен высказатья! — Погибли Кузовлева и Федорчук. У меня с ними были тяжелые отношения, но они — мои товарищи, и я желал бы знать…

— Несчастный случай это или убийство? — мрачно вопрошает Трифонович. Если бы мы знали… Я не имею права говорить об этом, но я скажу. И знаешь — почему? Именно потому, что ты с ними не просто не дружил — вы ненавидели друг друга!

— То есть — я как бы подозреваемый?

— Не валяй дурака! Не дерзи! Серьезный случай… Если бы ты подсказал… Хоть что-нибудь? — смотрит вопросительно. — Ну, деталь, ньюанс, а? Все сгодится. Понимаешь — тупик. Ну — умерли. Ну — внезапно. Но ведь два человека сразу, в разных местах не могут умереть одновременно? При сходных симптомах? Это указывает на убийство! Прямо указывает!

— Э-э, товарищ капитан государственной безопасности. Э-э… Они ведь не просто дружили, как это называют помпивожи в школе…

— Что за жаргон, Сергей! — взвивается мама. Я раздражаю ее все больше и больше.

— Помощник пионервожатого, мамочка. Так вот: «дружить» — это, знаете ли, не такое уж и безобидное состояние полов…

— Каких… полов? — Теперь уже отчим теряет нить разговора.

— Мужского и женского. Я к тому, что Кузовлева и Федорчук… как бы это сказать для вас понятно… Любили друг друга. Ферштейн?