Мертвые мухи зла

— Вот что… — начинает медленно. — Скажешь, что тебе удалось осмотреть квартиру. Они ведь просили тебя об этом?

— Просили. Только где были вы?

— Не усложняй. Мы вели разговор, раздался телефонный звонок, и я отъехал на полчаса. Просто и ясно.

— Все равно не поверят. Такое… хранят в сейфе. А ключи от него вы все равно унесете с собой.

— А я их как бы забыл в дверце сейфа.

— Но этого не может быть?

— Может. Если я хотел поймать тебя на месте преступления и оставил ключи специально.

— Как это? — Я уже понимаю, куда он клонит, и мне становится холодно.

— Потому что когда вернулся — мы сели попить чаю. Я ведь садист, изувер? Ну, вот… Сели пить чай, я хотел насладиться, прежде чем взять тебя за… причинное место. А ты… — Смотрит, словно покойник оживший. Ты сумел отравить меня. Убить. Труп остался здесь, на этом самом месте. Пузырек — у тебя. Куда как лучше? Чистая работа, а?

— Чистое дело марш… — произношу убито. Все понятно: я иду к ним с ядом, нас накрывает спецгруппа, вызванная наружкой — она меня не выпустит из поля зрения ни на миг, а дальше… Арест мамы, отчима, доклад в Москву о том, что вскрыто подполье во главе с работником госбезопасности. И пусть время другое, но отчего бы и не отрыгнуть славным кровавым прошлым?

— Любишь Толстого? — Улыбается. Они все какие-то начитанные, ишь запомнил присказку Наташиного дядюшки. Мозговитый… — Значит, так… Сейчас мы и в самом деле отметим крепким чайком наше единение — водочкой тебе еще и рано? А потом я позвоню, договорюсь — и вперед!

Упырь. Вурдалак. Последнее, что я смогу сделать вопреки всякой наружке, — броситься с Троицкого вниз головой. Никто еще не выплыл, не был спасен. Амба.

Смотрю хмуро:

— Я все обязан делать по правилам. Пишу расписку.

Пододвигает листок бумаги, вечное перо. Кажется, это «паркер».

— Пиши: Я, Дерябин…

И я вывожу под его диктовку:

«Я, Дерябин Сергей Алексеевич, получил от УНКВД двадцать милиграмм специальной жидкости. После применения обязуюсь обеспечить доставку на «КК» труп кошки или иного животного, на котором будет опробована жидкость. Для специальной проверки».

Ставлю подпись, число и год и спрашиваю по-деловому, без малейшего намека на юмор (уж какой тут юмор):

— А если… они дадут большой собаке?

— Вряд ли. Хлопотно и опасно. Если что — звони, я помогу. Ты понял: таковы правила.

— Насколько я понимаю… — Я посмотрел Дунину прямо в глаза. Зачем? Не знаю… В какой-то книжке, давно, я прочитал о том, что прямой немигающий взгляд свидетельствует о спокойствии и уверенности. И тени сомнения не должно возникнуть у моего славного опера в том, что я — кремень. Мальчишество… Насколько я понимаю — это не все?

Он трет средним пальцем кончик носа.

— Ты правильно понимаешь. Объясняю: запрещено подключать к Системе родственников сотрудников. В данном случае — тебя. Но согласись: наши, так сказать, отношения зашли… слишком далеко, да? Поэтому я сейчас отберу у тебя еще одну подписку — о сотрудничестве. Это только формальность, можешь не сомневаться. Пиши…

Он диктует:

«…обязуюсь сотрудничать с органами НКВД. Выполнять поручения. Давать любую информацию, которую могут потребовать от меня. Это касается моей учебы в школе, взаимоотношений в семье…»

Здесь я перебиваю Дунина.

— Вы — по совместительству — сотрудник и Особой инспекции тоже? Желаете с моей помощью поставить на оперативное обслуживание и вашего товарища по работе?

— Нет, — он совершенно спокоен. — Я желаю только одного: держать тебя в руках так, чтобы ты не… выскользнул. Я откровенен? Продолжай…

«…а также с моими нынешними знакомыми-монархистами, как, впрочем, и с любыми другими лицами и группами граждан, кои оказывают активное или пассивное сопротивление советской власти…»

Ставлю число и подпись. Он улыбается: теперь — все.

Уходит, я слышу, как на кухне грохочет чайник и льется вода из крана, а я не могу глаз отвести от проклятого пузырька. Как близко смерть…

Пьем чай. Он весело хрустит, не скрывая удовольствия, если не восторга. Конечно. Операция будь здоров! Комбинация, точнее. Его грудь в крестах, наши головы в кустах. Каждый получил то, то заслужил. И в тот миг, когда он добавляет себе в чашку заварки, доносится зуммер телефона.