Мертвые мухи зла

— Я сейчас… — Со стуком отодвигает чашку, несется к дверям. У него такой вид, словно он ждет сообщения о рождении ребенка от любимой жены. И когда я слышу его восторженный крик: «Мальчик? Ну, да? А сколько весит?!» пузырек словно сходит в мой раскрытый рот, и я судорожно пытаюсь его проглотить. Пузырек… Ну? Теперь или никогда, а, Дерябин? И я капаю в его чашку, а потом и в свою. На всякий случай. Неизвестно зачем.

Он возвращается сияющий:

— Сын у меня, понимаешь, Дерябин? Вот мы возимся в крови, в грязи, а для чего? Чтобы дети наши получили светлую, счастливую жизнь! Здорово, правда?!

И глаза у него такие добрые, такие искренние, что мне хочется вышибить у него чашку из рук. Он подносит ее ко рту медленно-медленно, словно в специальной киносъемке.

— Так выпьем за это будущее! — Он залпом осушает чашку, ставит ее на стол и смотрит на меня улыбчиво. — Жаль, что ты не можешь выпить по-настоящему! Ладно. Я один… — Снова уходит и через мгновение я слышу тяжелый грохот рухнувшего тела. Не может быть. Яд должен подействовать через несколько часов. Как же так?

Хватаю пузырек. Он… пуст. В ажиотаже и страхе я вылил из него абсолютно все — ему и себе. О, идиот… За эти двое суток он наверняка рассказал бы обо всем руководству. Меня спас страх…

Опрометью бросаюсь на кухню. Он лежит у шкафа, лицом вверх, и глаза его сохраняют самое счастливое выражение. Правда, меркнут, я это вижу. Н-да… Натворил. И что теперь?

Кладу пузырек в карман и тут же выбрасываю на пол. Он жжет пальцы. Почему? Не знаю… Нет. Кажется, я понимаю в чем дело. Если на этом гнусном пузырьке останутся отпечатки только его пальцев… Так. Свои стираю. Смыкаю его ладонь на тулове стекляшки. Теперь отпечатки удостоверят, что он покончил с собой. Или заставят предположить это. Правда, у него родился ребенок… Неважно. Тем сложнее загадка. Если бы я мог подделать его почерк — я бы объяснил его самоубийство. Бог с ним. Теперь — вымыть чашки и ложки, вернуть посуду и сахар с сухарями на место и молить Бога, чтобы на улице не оказалось наружки, а на лестнице — соседей… И еще — расписка и подписка. Сжигаю в пепельнице, вытряхиваю пепел в унитаз, спускаю воду. Все…

Мне везет. Выхожу — никого. Поворачиваю к Литейному. Тянет к Большому дому. Ох как тянет. Я должен увидеть эту обитель служителей Сатаны. Я победил их. И вот, вот он… Могучий, беспощадный, но… Бесконечно серый. Да, именно так. И от этой серости люди Системы не избавятся во веки веков. Даже если и выучат Льва Толстого наизусть.

Внутренний голос звучит равнодушно, безразлично: «Ты убийца, Сергей Дерябин?» — «Нет, — отвечаю. — Нет. То, что случилось, называется по-другому. Бог поразил служителя Ада. Я был только орудием в Его руке…»

Поздно вечером читаю Званцева. Волнение ушло.