Мертвые скажут правду

Поэтому так бы, наверное, все и шло, своим чередом. Хотя я даже пить с тоски начал. Жизнь проходила, словно не моя, чужая чья-то жизнь, не нужная никому, даже мне.

А потом попал в аварию. Сильную, сшивали меня после нее по частям. Очнулся в больнице, вкололи мне что-то, и тут… Я понял, что сижу в полутемном каминном зале. Потрескивали дрова в большом камине…

Глава 16

Англия, 1917 год

Сэр Конан Дойл сидел в полутемном каминном зале. Потрескивали дрова в большом камине, открытый огонь завораживал, давал ощущения уюта и тепла. Но, несмотря на горячие трубы центрального отопления и камин, в комнате царила промозглая, подвальная сырость, пробиравшая до костей.

В полутьме писатель не видел большинства собравшихся в зале, но слышал негромкие перешептывания журналистов. Возможно, они обсуждали спиритизм или медиума, но ему казалось, что тихий шепот сливается в слово-приговор: «Убийца!»

Тяжелая дубовая дверь в залу медленно, бесшумно распахнулась. В комнату вплыла тонкая фигура в белом одеянии. Ее лицо нельзя было толком разглядеть в сполохах пламени, а легкие плавные шаги наводили на мысль, что ноги вошедшей не касаются пола.

Фигура в белом остановилась в середине зала и повернулась к стулу, на котором сидел Конан Дойл.

— Меня послал сюда Флетчер. — тихо сказала она. — Он просит у вас прощения за то, что вы пережили по его вине. В легенде о собаке, которую он вам рассказал, не было ничего секретного. Свою повесть вы написали сами. Он просто позавидовал вашей известности.

— Минуту! — встал на ноги солидный джентльмен в сером костюме. — Я Роджер Люис Стилет, журналист «Дейли газет». У меня к вам вопрос. Вы — призрак дочери пирата Кэти Кинг?

— Да, это я. — прошелестела девушка, разворачиваясь к журналисту.

— Как вы докажете, что вы не Флоренс Кук, юная девица, проживающая в доме сэра Крукса?

— Флоренс — мой проводник в мир живых. — спокойно отвечала девушка. — Вы лично связали ее недавно в комнате наверху.

— Но она могла развязаться.

— Нет. Она спит. — возразил призрак. — Вы причинили ей боль, слишком туго завязав веревку. Но сейчас она не чувствует боли. Синяки на ее тонких руках появятся завтра.

На секунду журналист смешался, но тут же заговорил вновь:

— В любом случае, даже если вы настоящая Кэти Кинг. Почему мы должны вам доверять? Откуда мне знать, что вы передаете послание Флетчера, а не то, что вас попросил сей джентльмен? — и, повернувшись в сторону Дойла, он склонился в издевательском поклоне.

— Вы мне не верите? Но мертвые не прощают насмешки. — с ледяным, каким-то пугающим спокойствием произнесла Кэти. — Я сумею вызвать ваше доверие. В течение месяца вы тяжело заболеете, и через пару дней тяжкой агонии попадете сюда, ко мне.

Собравшиеся в зале дружно ахнули. Журналист побледнел так, что это стало заметно даже в слабых отблесках огня. Призрак отвернулся от него и поплыл было к двери, но был остановлен выкриком:

— Кэти, стойте! Ну остановитесь же, плиз! Я погорячился, и хочу извиниться!

Кэти медленно повернулась к журналисту:

— Я вас слушаю!

— Ну вот… я извиняюсь.

— Этого мало, чтобы загладить вину. — Кэти почти шептала, но эхо от ее слов странным образом разносилось по зале. — Вы должны делом доказать, что отреклись от неверия.

— Ка-каким делом? — прошептал журналист.

— Вы напечатали гнусный пасквиль, оскорбивший честь мертвого. Вы должны публично извиниться перед ним.

— Да, конечно… — заторопился журналист. — Я напишу, что на сеансе я узнал от медиума, как обстояло дело.

— Сделайте это. — призрак снова направился к дверях, и снова его остановили:

— Но я… не заболею?

— Я ничего не могу вам обещать. — не останавливаясь, прошелестел призрак. — Я вас прощаю, а остальное зависит не от меня.

Опровержение статьи о том, что писатель сэр Конан Дойл украл рукопись у Флетчера Робинсона, а потом убил друга, появилось в «Дейли газет» через неделю.

Еще через три недели журналист Роджер Люис Стилет заболел странной нервной горячкой. У него внезапно отнялись ноги, затем перестали повиноваться руки, и через пару дней агонии он скончался, не приходя в сознание.

* * *

Наверное, в другое время рассказ Моргунова произвел бы на меня сильное впечатление. Но в тот день я была слишком угнетена, чтобы вообще думать об этом. Мне не хотелось думать о переселении душ, мне не хотелось участвовать в «Битве экстрасенсов». Единственное, чего я желала в тот момент — это избавиться от такого ненужного мне дара.