Мертвые видят день

Спрыгнув с платформы, в узел из-под плащей побросав мечи, потащив узел за собой, по снегу мы пошли через поле к дому. Безмолвно, безжизненно лес чернел с обеих сторон. Медленно, с непривычки неумело, плохо пробираясь сквозь снег, оставляя за собой натоптанный, рваный след, мы шли через поле. Дом приближался, с прошедшими минутами он стал совсем рядом, поле осталось позади. Ряд застекленных окон, что-то неразборчивое, маленькое мелькнуло за одним из них и исчезло, тяжелая, обитая изморозью, чуть просевшая дверь, странный, матерчатый, аккуратный половичок перед ней. Потянув дверь, немецкий офицер, взглянув в открывшийся полумрак, первым вошел в дом, мы последовали за ним. Узкий коридорчик, длинный зал направо и налево, плотное, словно сбитое, заботливо накопленное тепло. Длинный стол стоял в конце зала, четыре очень старых женщины сидели за ним. Смущенно, медленно мы подошли к ним. Какими-то маленькими деревянными поделками, похожими на игрушки, был заполнен стол, подслеповато вертя в руках деревянную поделку, маленьким коротким ножом что-то вырезая на ней, ближайшая из женщин подняла на нас глаза.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сказал немецкий офицер. – Извините, мы сами не знаем, зачем, с каким делом мы пришли к вам.

Женщина, чуть вздрогнув, поспешно, быстро поднесла палец к губам.

– Тихо. Пожалуйста, тихо. Дети спят.

Сдавленно, смущенно мы стояли перед ними. Длинные деревянные лавки стояли вдоль стен, попятившись, кто-то из наших, сбросив плащи, уселся на них. Осторожно, медленно сели на скамейку рядом с женщинами Вагасков с немецким офицером.

– Вы воспитываете детей?

– Мы сберегаем детей.

– Чьи это дети?

– Мы не знаем, чьи это дети. Мы не знаем, откуда эти дети, мы не знаем, откуда мы. Мы очень, очень старые. Но наша жизнь в том, чтобы сберечь этих детей.

– Сберечь? Им кто-то угрожает?

– Многое, так многое, очень многое угрожает детям. Мы кормим их, одеваем, обогреваем, заботимся, чтобы они не загрустили. И выводим их гулять – в поле, каждый день, когда начинает падать снег.

– Почему только так – почему только когда начинает падать снег?

– Они бегают, радуются снегу, когда нет снега они становятся грустными, не играют. Поэтому мы всегда выводим их, когда идет снег. Они играют, если снег выпадает липкий, лепят из него снежных баб, разных зверушек. Мы охраняем их.

– От кого?

– Лес совсем рядом. Когда дети выходят гулять, выходят белые шакалы, стоят у деревьев, на опушке и смотрят на детей. Иногда просто смотрят, но иногда словно что-то чувствуют и нападают на детей. Мы защищаем их.

– Чем защищаете?

Женщина виновато улыбнулась.

– Мы очень старые. Защищаем – вот этим.

Несколько ссохшихся, неумело заостренных палок и загнутый кусок дерева, похожий на обломок табуретки, лежали вдоль стены.

– Мы защищаем их. Защищаем, отгоняем шакалов – как умеем.

– У вас всегда получается отогнать шакалов? Все дети живы?

Коротко отвернувшись, смахнув слезу, женщина повернулась к спросившему это немцу снова.

– Не надо… Не надо об этом говорить.

– Что будет с этими детьми? Здесь всегда зима? Дети вырастут?

– Мы не знаем. В древней книге написано, что однажды зима кончится, но не сказано когда. Там написано, что солнца не будет, но будет светлое небо, будет тихо и тепло. И тогда дети начнут расти и вырастут большими сильными мужами. Но для этого надо выдержать зиму.

– Что вы вырезаете из дерева? Это игрушки – для них?

– Да, для них. Надо все время мастерить новые игрушки, иначе дети заскучают и могут заболеть. У нас нет лекарств. У нас есть только игрушки. Эта болезнь – вечная грусть. И мы не знаем, как ее лечить. Мы все время делаем новые игрушки, потом раскрашиваем их. За лесом, в разрушенном городе есть место, где можно достать краски. И мы топим печь, чтобы детям было тепло. В лесу много старых, ссохшихся деревьев, мы пилим их – пилой – вдвоем, втроем, сколько хватит сил. Потом везем на санках сюда и снова пилим – чтобы получились дрова, чтобы можно было топить печь.

– У вас нет топора?

– Есть, но он большой, тяжелый, нам его не поднять. Весь день надо топить печь, останавливаться нельзя, иначе дети могут простудиться. Мы пилим деревья, что привозим из леса, вдвоем, втроем.

– Дети спят?

– Да, сейчас спят, у себя в комнатах. Еще есть время до того часа, когда пойдет снег. По вечерам за домом мы разводим большой костер, дети садятся вокруг и мы рассказываем им сказки. Мы знаем много сказок, но забываем, приходиться придумывать новые.

– Чем мы можем помочь вам?

– Вы взрослые, сильные, вы сможете управиться с топором. Если сможете – помогите нам нарубить дров.

– Мы сделаем это. И мы просим разрешить нам сопровождать вас, когда вы поведете детей гулять.

– Пойдемте.