По твердой, неупругой, словно замороженной глинистой почве я пошел к черной стене. Невольно, не удержавшись, потрогав ее рукой и ничего не ощутив, уже с ходу, всем телом прошел я через нее. Яркий солнечный свет, железнодорожный узел, нагроможденье товарных составов, суетящиеся люди в мундирах путейцев, что-то огромное, громоздкое, танковых очертаний под брезентом на платформах, часовые, солдаты и командиры с петлицами РККА. Оглянувшись, я не увидел стены – кусочек пустых путей, семафор, водокачка; через пути, придерживая сумку-планшет и спотыкаясь, ко мне бежал одутловатый, толстый человек в мешком сидящей гимнастерке, подбежав, он вытянулся скособочено, козыряя и неловко прижимая сумку свободной рукой.
– Товарищ командир, разгрузка закончена. Какие будут приказания?
Отскакивая в сторону, давая путь спешно несшемуся, приближаясь, маневровому паровозу, я быстро оглянулся.
– Где?
– Идемте со мной, товарищ командир.
По кучам песка и щебенке, через насыпи и рельсовые пути, огибая застрявшие составы, выбираясь из железнодорожных пут, спотыкаясь и чертыхаясь, добрались мы к бетонированной площадке на задворках железнодорожного узла – пятнадцать танков разных типов, собранный в последние часы и спешно отправленный в отчаянное усиление танковый резерв, стояли неровным рядом под начинающим накрапывать дождичком, механики, башнеры, радисты и пулеметчики, перемешавшись, кто куря, кто высунувшись озабоченно из корпусных и башенных люков, тоже, похоже, поголовно были здесь. Озабоченно я повернулся к посыльному.
– Все завелись?
– Все. На одном Т-26 заминка была – маслопроводный шланг, но, слава богу, наладили уже.
Светлая идея – направить танковую группу не собственным ходом, а – несмотря на сравнительно малое расстояние – поездом, спасла от неизбежных поломок в пути и срыва развертывания десяток или более машин. Не прорыв укрепленных линий врага, не бой с чужими танками в чистом поле – главный враг танкиста, а поломки на марше. Забитые воздухоочистители, полетевшие поршни и цилиндры, срезанные зубья шестеренок коробок передач, сгоревшие фрикционы – вечная причина срыва гениально задуманных операций, вечная главная причина потерь, во сто крат труднее готовой и в исправности доставить технику к месту сражения, чем победить в бою. Разгруженные с платформ танки, оторванные, впрочем, от ремонтных мастерских, выдержат, быть может, километров двадцать формированного марша, но дальше любая поломка, более серьезная, чем разрыв траков, будет фатальной. Черт с ним, авось пронесет. На спешное дребезжанье мотоцикла я оглянулся; соскочивший с него лейтенант уже бежал с пакетом в руках.
– Из штаба бригады, товарищ командир.
Расписавшись в планшете, я вскрыл конверт: отбросив предполагаемый заслон противника в Збышково-Сленске, форсировать Дривицу и выйти на соединение с союзными немецкими войсками. Может быть, и реализуемо – если мост через Дривицу до сих пор не взорван и если «заслон» в Збышково таков, что вообще по зубам пусть и усиленной, танковой роте. Главные силы только на подходе, главные силы группируются, замысел командования понятен – с ходу, нахрапом, наудачу захватить мост и расчистить путь для главных сил, только каково будет, если хотя бы половина из наспех собранных разномастных танков встанет на размытой, раздолбанной дороге, если в чертовом Збышкове будет заслон силами хотя бы до танкового батальона, если поселок не начинен под завязку противотанковыми орудиями, в которых у противника, на его счастье, нет недостатка – как и ни в чем другом, с того момента, как Англия и Франция – с самого начала войны – начали массированные переброски техники на театр военных действий. Не старые чешские танки с клепаной броней, а вполне солидные и надежные «Виккесы», «Матильды», «Валентайны» и «Сомуа» противостоят сейчас немцам, и не будет ничего удивительного, если в забытом богом поселке вдруг окажутся и два, и три, и четыре десятка новеньких, с полным боекомплектом машин из тех двух или трех тысяч, которые, по слухам, союзники уже успели благополучно своему драгоценному союзнику поставить. К черту. Если двигатели пока дышат, пора выступать. Первыми – легкие Т-26, за ними – более тяжелые Т-28 и лишь за ними пять Т-35 – монструозных 50-тонных пятибашенных гигантов, в том числе и командирская машина, иначе, двинувшись первыми, эти слоны превратят дорогу в развороченное каменно-грязевое месиво, в котором застрянут остальные.
Собрав командиров машин и указав порядок следования, занимаю место в своем Т-35. Не дело командиру быть в хвосте колонны, но плевать и на это. Взревел 500-сильный двигатель, тяжело, медленно разворачиваясь, танки один за другим, неспешно, натужно выезжая с площадки на ведущий к западу тракт, выстраивались в растянутую на плохо мощеной каменистой дороге колонну. Идем на максимальной скорости, мелко секущий дождик прибивает пыль. Три, пять, шесть километров, подъем в гору, на обратном скате возвышенности пресловутая Збышково-Сленске.