Мертвый лес

Она почувствовала, как лейтенанта повело в сторону. Но он оказался таким легким, что ей не составило никакого труда удержать его. Он как будто сам стал обращаться в привидение, и Ива испугалась, что в какой-то момент уже не сможет его поддерживать — ее рука пройдет сквозь его плоть. Волосы его поседели все до единого. Форма, в которой он выглядел таким щеголем, висела мешком, блестящие пуговицы потускнели, а на локтях появились дыры. Лейтенант менялся слишком быстро. Сейчас это был уже не тот человек, которого Роза отправила рубить дрова. Новый Юстас едва ли смог бы поднять даже сухую ветку. Ива держала его крепко, но боялась, что, если она сожмет пальцы сильнее, она сломает ему руку.

— Как нам искать твоих товарищей?

Юстас повел плечами.

— Не знаю, красавица, я…

— Ты помнишь еще что-нибудь, кроме деревьев и болотной воды? Что-нибудь такое, что не могло измениться?

Юстас прикрыл глаза.

— Я помню болотную жижу и как она темнела от пролитой крови. Я помню, как Лукасу, сыну булочника, выстрелом снесло половину черепа и его кровь и мозги забрызгали мне лицо. Я помню…

Ива слушала его не перебивая. Лейтенант говорил страшные, жуткие вещи, во всех подробностях пересказывал, как один за другим его товарищи погибали под градом пуль, как они захлебывались в болоте, потому что не могли подняться.

— Я… Со мной пополз Еспер, его мать была модисткой моей матери, и еще какой-то парень, мордастый такой. Мы ползли по грязи, нахлебались ее столько, что она уже из ушей полезла, а потом мордастый поднял голову — бабах! И мозги по всему болоту… А Еспер как завопит, вскочил, дурак, на ноги, и бежать к черной скале. И трех шагов не сделал, нашпиговали его картечью, как свинью — чесноком…

Ива сжала его руку.

— Ты сказал — к черной скале? — спросила она. — Там была скала?

Юстас задумался.

— Да, скала… Огромный гранитный валун, черный как…

— Пойдем. — Ива потянула его в сторону видневшегося в отдалении камня.

Они прошли через березовый подлесок и вышли на открытое пространство болота. Солнце палило так сильно, что над темными лужицами поднимался пар; высохший за август мох хрустел под ногами. Этот мир окончательно сошел с ума, если в сентябре стоит такая жара. Одна радость — не было комаров и прочего гнуса.

Юстас шел, спотыкаясь через шаг, и если бы не поддержка Ивы, он бы точно упал. Когда черный камень вырос до размеров октябрьской тыквы, лейтенант остановился и указал на неглубокую яму у себя под ногами.

— Здесь росли деревья, — проговорил он. — Я помню… Видишь?

Ива кивнула: если долго присматриваться, то действительно можно разглядеть отходящие от ямы глубокие борозды, место, где некогда тянулись извилистые корни. Ох… Как же давно погибло это дерево, если кроме ямы в земле от него ничего не осталось? И какой же старый на самом деле Юстас, если он его помнит? Она, конечно, знала, что в Доме Матушки Ночи время течет по-особенному и для каждого оно свое. Но все равно всякий раз, когда она сталкивалась с чем-то подобным, это ставило ее в тупик.

Ива искоса посмотрела на лейтенанта. Лицо его совсем осунулось, глаза ввалились так глубоко, что Иве с трудом удавалось их разглядеть, кожа пожелтела и сделалась ломкой на вид, как самая тонкая папиросная бумага. Он старел так быстро, что Иве стало страшно. За одну минуту Юстас проживал десяток лет. В какой-то момент он стал выглядеть даже старше, чем профессор Сикорский в свою последнюю зиму.

— Пойдем дальше? — спросила Ива, чувствуя, как к горлу подступает комок. Еще немного, и она не сможет сдерживать рыдания.

Юстас, однако, не двинулся с места.

— Они стояли под деревьями, — сказал лейтенант, поднимая глаза к небу. — Те, что были сзади, — перезаряжали ружья, те, что впереди… Они косили нас как траву, а мы не могли… Порох отсырел, понимаешь? Я привел их на убой.

Ива молчала, понимая, что любые слова сейчас будут лишними.

— Вон там. — Юстас взмахнул рукой. — Карл, барабанщик. Совсем ребенок же, сколько ему было? Двенадцать? Я видел, как ему оторвало челюсть… А там…

Воздух над болотом задрожал и сгустился, и из этой ряби показались очертания невысокой фигуры. Ива прищурилась. Фигура была бледной и едва различимой, как отражение в грязной луже, но все же Ива смогла разглядеть, что это мальчик в точно такой же форме с золотыми эполетами, что и у лейтенанта. Высокая шапка сползла ему на лоб, и мальчишка поправил ее сердитым движением руки. Юстас его не заметил.

— Наверное, во́роны пировали здесь долгие недели, — сказал он. — Я подарил им столько мяса, что… Прости, красавица, я не хотел тебя обидеть.

Ива мотнула головой, мол, она и не думала обижаться. Пусть она и дочь воронов, но иллюзий насчет Стаи не питала. Вороны — это вороны, и со смертью у них особые отношения. Ива нисколько не сомневалась, что, если с ней что-нибудь случится и она погибнет в лесу, они не станут церемониться с мертвым телом.