Мертвый сезон. Мертвая река

Мимо со свистом пронеслась машина. Он снова вырулил на проезжую часть.

«Я еду, Клэр, – подумал он. – Настал день расплаты».

19:50

Женщина присела на корточки у самого входа в пещеру – замаскированной мхом расщелины в скале, располагавшейся на высоте десяти метров над уровнем моря, – и при тусклом свете догорающего заката принялась точить нож.

Снаружи доносились крики чаек и шелест накатывавших на камни приливных волн.

Нож она точила на маленьком кусочке муассанита, украденного много лет назад и с тех пор хранившегося в небольшом кисете на поясе, всегда под рукой. Камень был шершав с одной стороны и почти гладок с другой. Сначала Женщина совершала круговые движения ножом по камню, постепенно продвигаясь от рукоятки к острию, – лезвие становилось хотя и довольно острым, но все же чуть зазубренным, вроде птичьего пера. Потом она проводила ножом поперек точила, методично переворачивая лезвие, убирая малейшие шероховатости. Движения ее казались тщательно выверенными, доведенными до автоматизма.

Мысли Женщины витали над обитателями пещеры, как стая зорких птиц, знакомых с каждой скалой, с каждой трещинкой, подмечая малейшие перемены. Она окинула взором племя и, несмотря на безрассудство детей, не нашла никаких отступлений от порядка.

Она посмотрела на мужчину, неторопливо копошившегося в нагромождении ножей, топоров, топорищ, отверток, гвоздодеров, тесаков и прочих инструментов, сваленных кучей у дальней стены, неподалеку от маленького, почти бездымного, сложенного из древесных поленьев костра. Действия мужчины были не бессистемны; порой он откладывал тот или иной предмет, совершенно четко представляя, чем каждый займется нынешней ночью и что ему или ей понадобится.

Лежало в куче и огнестрельное оружие: дробовики, винтовки, пистолеты. Патроны к ним давно кончились, но их все равно хранили – просто так, чтобы были.

Женщина наблюдала за тем, как в ярких отблесках пламени костра неторопливо движется крепкое тело.

С выбором Первого Добытого она не прогадала.

Она сразу узрела его дух. Дух, показавшийся ей сильным.

К ноге котенка была привязана проволока. Мальчик тянул проволоку в шумный прибой, и вскоре котенок начинал громко мяукать, переворачиваясь в волнах. Тогда он немного ослаблял натяжение, позволяя зверьку выбраться на берег, а потом в очередной раз повторял ту же процедуру, покуда глаза котенка не застилала пелена и он не затихал. Сам же мальчик не смеялся и не наслаждался игрой. Он просто смотрел.

Сумерки сгустились совсем недавно, и он в полном одиночестве играл у самой воды.

Когда Женщина приблизилась, мальчик поднял голову, и по его взгляду она поняла: ребенок раздосадован тем, что его застали во время подобного развлечения.

А потом он заговорил – как и все они, он слишком много болтал, – явно пытаясь отвлечь внимание от котенка. Стал задавать какие-то вопросы. Как ее зовут? Откуда она пришла? Сказал, что живет с родителями в большом доме на холме – даже пальцем показал, где именно, поведал, что ненавидит и этот дом, и самих родителей, и даже добавил с вызовом в голосе, явно адресуя эту фразу именно ей, что котенок его – и что он волен делать с ним все, что захочет.

Женщина улыбнулась. А затем взяла котенка, зашла в море и опустила его под воду.

Он ее царапнул, правда, совсем несильно.

Было это одиннадцать лет назад, всего через несколько месяцев после Ночи первых слез, когда рана в боку Женщины все еще кровоточила, несмотря на припарки, сделанные ею из сырой яичной скорлупы. Когда приходилось перебиваться одним краденым хлебом.