Мертвый сезон. Мертвая река

Питерс повернулся и пошел по узкой тропе. За ним двинулся отряд полицейских. Никто не достал из поясного кармана табельный фонарик – луна стояла высоко и более чем ярко освещала окрестности. Не успели они еще скрыться из виду, как их догнал Шеринг.

– Они тебя послали, Джордж, – сказал помощник шерифу. – Сказали, что жалобами твоими весь Бангор полгода подтираться будет. Но они не уедут. Пообещали ждать нас.

– Ну, мне другого и не нужно. – Питерс покачал головой. – Вот они какие, иуды! То есть я, старый коп с одышкой и лишним весом, должен с риском для себя шнырять по лесу ночью, и это нормально. А как немного подежурить в относительной безопасности – это мы, значит, не можем. Говорю тебе, Сэм, с каждым годом эти люди все безбожнее…

– А есть ли Бог? – отозвался Шеринг нехотя. – Я вот его не видел.

Оба – и шериф, и помощник – умолкли.

Их напряженные взгляды скрестились на пустой дороге, стелющейся впереди.

4:22

Мужчина в красной охотничьей рубашке шел по пляжу в каком-то оцепенении, не подозревая, что за ним следят. Как ни крути, а получалось, что он не только упустил жертву, но и не обнаружил ее следов где-либо в лесу. Это могло означать только одно – тот парень все еще где-то в доме. Краснорубашечник не знал, как такое могло быть, но не мог прийти к другому выводу.

Он чуть ли не вдвое прибавил шагу, торопясь назад к дому, – но лишь обнаружил, что всю местность уже заполонили какие-то новые люди. И, что хуже, все – вооруженные. Среди них не было того нужного ему мужчины из дома – видимо, его уже увели в безопасное место.

Краснорубашечник понимал – теперь стае придется покинуть пещеру и углубиться на север, еще дальше в лес. Ему придется рассказать соплеменникам об этом, и это его угнетало. Они скажут, что это его вина. Он был старшим, и его обвинят в провале охоты, в том, что он не смог выследить последнего выжившего. Его разозлило то, что о нем так плохо подумают. Гнев затуманивал глаза, он не мог думать ни о чем другом. Гнев притупил его чувства и не позволял услышать, как человек, назначенный ему в жертву, неуклюже движется позади.

Делая каждое свое движение как можно более неслышимым.

Припадая к камням.

Охотясь на него.

4:25

Мардж не знала, жива ли еще Лора. Можно ли жить после стольких ударов ножом? Она наблюдала столько, сколько было возможно, и Лора все еще была жива, когда Мардж уже не могла этого выносить, когда в ее желудке не осталось ничего, от чего можно было бы избавиться.

Она видела, как мужчина вылил ей в лицо ведро вонючей воды, как затрепетали ее веки. Тощий запалил над костром еще один факел, на смену прогоревшему, и прислонил к стене. С тупым ужасом она наблюдала, как мужчина наклонился над Лорой и ножом срезал с нее мокрые джинсы, сорвал окровавленную рубашку с тела. Она старалась не смотреть на Лору, а только на душегуба. Тощий придавил руку девушки к полу, замахнулся; прежде чем Мардж поняла, что к чему, лезвие топора обрушилось на сгиб локтя, отделив все, что было ниже.

В тот раз, когда ее вырвало, внутри ее еще что-то осталось.

Она услышала громкий шипящий звук, и ужасная вонь наполнила комнату. Дрожа, Мардж повернулась, чтобы снова посмотреть на тощего, и увидела, что он прижег ее рану факелом. После дикарь уселся на пол, скрестив ноги, и стал пить кровь Лоры, сцеженную им в щербатую миску.

От скользкого пола и черной блестящей раны вздымался пар. Возможно, Мардж и тогда стошнило, но теперь она не могла вспомнить. Глаза Лоры были все так же открыты. «Наверное, она уже ничего не чувствует, – думала Мардж, – ничего не понимает. Наверняка у нее шок». Тощий бросил пустую миску и подтянул ее оставшуюся руку по полу к себе; глаза Лоры загорелись знанием и ужасом, и Мардж поняла – спасительное забытье не снизошло на нее.

За секунду до удара топора о мясо она успела отвернуться. Она откинулась к дальней стенке клетки, почти вплотную прижавшись к лежавшему там пареньку, и зажала ладонями уши, чтобы не слушать все эти звуки – шелест пламени и жуткий плеск вытекающей из ран крови, треск костей и сдавленные крики. Ноздри снова защекотала вонь паленого мяса. Он снова прижег рану. Тощий старался как можно дольше поддерживать в ней жизнь, и Лора подыгрывала ему, продолжая инстинктивно, слепо цепляться за жизнь. Разве не понимала она, что в данном положении ей гораздо лучше умереть? Какую же злую шутку сотворила над ней природа – ее выносливость оказалась не менее жестокой, чем выходки этого дикаря. «А что буду делать я, – думала Мардж, – если… нет, не если, а когда подойдет моя очередь сносить все это? Я тоже буду молиться о том, чтобы шок поскорее меня прикончил? Я, протянув так долго, буду надеяться на смерть?.. А как бы вела себя Карла на моем месте?»