Мысли о сестре резанули глубоко, задели только-только переставшие вибрировать струны души. Казалось, что этому кошмару не будет конца; но вот наступила тишина, и она снова повернулась к бойне лицом. Мардж просто надо было – ради себя самой и ради Лоры – увидеть, что тощий сотворил с ней. И все-таки, чтобы сделать это, ей пришлось собрать всю волю. Снова открыв глаза, она очень быстро убедилась, что ее мужество вычерпано до самого дна. «Воля к жизни», «непокорность» – как это дерьмо ни называй, а отметки-то все равно на нуле.
Все тело Мардж заходило ходуном. Она сама не заметила, когда начался этот тремор, но он очень быстро забирал остатки ее сил, это трудно было не отметить.
У Лоры были по локоть отрублены руки, и по колено – ноги. Все обрубки тощий сложил здесь же, рядом с ней, как дрова. Лора меж тем
Ее рот был широко открыт. Он насадил ее язык на рыболовный крючок – и теперь медленно тянул его наружу, ухмыляясь в слепом удовольствии идиота, наблюдая, как кровь стекает у Лоры по подбородку и капает на грудь. Тощий полез в карман и снова вынул нож; зафиксировав лезвие, он потянул крючок еще немного, осторожно подрезал язык у корня, с одной и с другой стороны, и, когда тот повис на одной только пленке, рывком выдернул его. Он немного подержал насаженный на крючок орган перед глазами, словно любуясь. Встав перед Лорой на колени и убедившись, что она видит, он снял его с железного зацепа, сунул в рот и начал с чавканьем жевать.
Потом тощий подполз поближе, и лезвие блеснуло где-то между ног Лоры. Так и не получив свое более естественным образом, изверг прибег к другому типу изнасилования.
Вопль, заглушенный изолентой, обрел какое-то совсем уж нечеловеческое качество. Он спиралью взвился под своды пещеры, забился где-то на дальнем конце диапазона, где человеческое ухо еще способно постичь звук, – и вмиг упал до какого-то жуткого утробного хрюканья, а потом и вовсе оборвался, как обрезанный.
Именно тогда Мардж, сидя на полу клетки, зажмурившись и качаясь из стороны в сторону, поклялась убить тощего, если сможет.
Вскоре она услышала, как ключ проворачивается в замке ее неволи, и тогда для гнева в душе просто не оставалось места – все вытеснил ужас, глубокий и всеохватный. Мардж с такой силой вцепилась в руку лежавшего на дне клетки паренька, что тот даже вскрикнул и отпрянул от нее.
– Нет, – проговорила она, – останься, прошу. Прошу, помоги мне!
Она понимала, что в полубреду путала его с Ником. Ник так и не пришел – либо его подловили и убили, либо он и вовсе бросил ее здесь, предпочел спасти не ее, а собственную шкуру… и, в общем-то, имел на то полное право. «
Дверь клетки открылась. Глаза Мардж быстро обыскали комнату, но она не увидела ничего, что могло бы ей помочь. Она не обращала внимания ни на детей, сгрудившихся у костра, ни на двух женщин, стоявших и наблюдавших за ней. Она лишь увидела, что Лора наконец-то умерла – для этого потребовалось рассечь ее от вульвы до верхних ребер. Кишки бывшей новой девушки Ника валялись темной грудой неподалеку, вытянутые через дыру в брюшной полости. Тощий весь перемазался кровью и стал жуткой тенью, надвигающейся на Мардж из пустоты… Пещера была полна людей, но
Она крепко держала мальчика и пыталась отговорить его уйти.
И он, конечно, никуда не уходил – ибо попросту не мог.
Длинные тонкие пальцы тощего сомкнулись на предплечье Мардж. Он медленно, почти бережно вытащил ее из клетки. У него была твердая, мозолистая рука, скользкая от темной крови. Она попыталась вцепиться в мальчика, но тот оттолкнул ее – с силой, будто бы даже раздраженно, будто она ему чем-то помешала, – и отполз назад в тень, в дальний угол клетки. Мардж вцепилась в решетку, но ей не хватило сил удержаться, и тощий вытащил ее, как ребенка из кроватки. Слезы ослепили ее, растеклись по щекам, но она не издавала ни звука, из-за чего в пещере стало неестественно тихо. Вспомнив, до чего плач довел Лору, Мардж заставила себя заткнуться.