Мертвый свет (Астриум 3)

Вздохнув, я откинул тонкое шерстяное одеяло, которым меня накрыл кто-то заботливый, и спустил ноги с кровати. Несмотря на то, что одежда моя была грязной, раздевать меня никто не стал — прямо так и положили на кровать, да еще и одеялом сверху накрыли. Ботинки только сняли — вот они, стоят возле кровати, очень удобно для того, чтобы сразу сунуть в них ноги…

Стоп, секунду… Какие ноги? Я же переломал их к чертям после падения с восьми метров! Да и руки тоже, и ребра, наверное, тоже! Ну, может, и не переломал, конечно, благодаря броне, но, как минимум, серьезно повредил — я же помню, как ковылял к СБ, и как перевалился через лучи мешком! Я подняться не мог, перевернулся с боку на бок кое-как, а сейчас не чувствую никакой боли! Руки и ноги снова слушаются, как ни в чем не бывало, и единственное неприятное ощущение — это гудящая голова и зрение, которое фокусируется на объектах с ощутимой задержкой. Может быть, меня пыхнули? Кто-нибудь с талантом излечения, вроде Коны? Иных вариантов у меня нет.

Едва я управился с ботинками и встал с кровати, как за дверью напротив меня снова раздались частые шажки и в комнату вошли двое. Маленькая, лет восьми, смуглая девочка в красном платьице и с двумя косичками темных длинных волос — видимо, именно она сидела возле меня и, скорее всего, она же встретила меня возле СБ. За руку ребенок держал высокого статного мужчину, с длинными седыми волосами, которые незаметно переходили в такую же длинную седую бороду, в которой терялся даже рот. Раньше я в такой степени запущенности видел только бомжей, но этот мужчина явно был не из них. Даже наоборот — от него веяло уверенностью в себе и силой. Прямой, словно аршин проглотил, он взирал на меня с высоты своих двух метров пронзительно-голубыми глазами, ярко выделяющимися на фоне хитросплетений глубоких морщин, которыми был покрыт каждый квадратный сантиметр кожи… Той ее части, что открывала для обзора волосы, конечно.

Кое-где в бороде, да и в шевелюре тоже, проглядывали тонкие косички, но их было немного, и никакой системы в их расположении я не увидел — будто кто-то случайным образом тыкал пальцем в голову старцу и на этом месте делали косичку. Непостижимым образом, мужчина казался смутно знакомым, не в плане внешности даже, а в общем отношении. То, как он держался, как смотрел на меня…

Точно! Птичник вел себя очень похоже! По поведению — прямо почти близнецы! Только вот одеждой, конечно, разнятся как принц и нищий.

Одет мужчина был в темный широкий балахон, живо напоминающий плащ-палатку. Он так же скрывал руки широкими складками, только, в отличие от плащ-палатки, он был то ли двухслойным, то ли состоят из двух частей. В любом случае, на уровне бедер четко было видно, что верхняя часть одежды нахлестывается поверх нижней, а были они при этом частями одного предмета одежды или двумя разными — уже не столь важно. Намного важнее было то, что руки старец держал под одеждой и хрен знает, что у него там припасено — четки, нож, шприц с галоперидолом или ручной птицеед…

Девочка подергала мужчину за одежду, тот перевел взгляд вниз и кивнул. Просияв, ребенок выбежал из комнаты.

— Здравствуй. — глубоким голосом начал старец. — Как твое самочувствие?

— Спасибо, хреново. — осторожно начал я, не зная, чего от них ожидать. — Но всяко лучше, чем было… Это вы сделали?

— Не только я, но да. — старец кивнул. — Конечно, это сделали мы, но мы еще не закончили. Для того, чтобы закончить, нам нужно было, чтобы ты проснулся.

— Что не закончили? — не понял я. — Я хорошо себя чувствую, спасибо.

— Ты еще не излечен до конца. — старец покачал головой. — Мы излечили раны тела, но не раны разума, и сейчас тебе лишь кажется, что ты себя чувствуешь хорошо. На самом деле, у тебя нарушена координация движений, способность четко и связно мыслить, и все прочее, причина чего кроется в голове. Если действительно хочешь хорошо себя чувствовать, мы должны завершить начатое.

— И что конкретно вы собираетесь делать? — недоверчиво спросил я.

— Мы? — старец обернулся. — Я же здесь один. Теперь уже один.

— Ладно. — я вздохнул. — Что ТЫ собираешься делать?

— Я ничего делать не буду. Ты сделаешь все сам.

Спустя секунду после этой фразы девочка вбежала обратно, держа в руках кривоватую — явно самолепную, — кружку из глины, покрашенной снаружи все теми же яркими красками. Кружку она протянула мне, и я, не решившись обижать ее отказом, — уж очень она сияла, — взял сосуд в руки.

— Пей. — коротко сказал старец.