Мешок с шариками

– Мадам Анриетта, позволите мне отойти на пять минут? Я должен заняться этими двумя юношами.

Хозяйка кивает, и мы выходим.

Он берёт каждого из нас за руку и быстро ведёт к Старому городу; пока мы идём, вернее, бежим, чтобы не отставать от него, вопросы так и сыплются:

– А что мама с папой? Как вы перешли? Когда вы приехали?

Мы отвечаем одновременно. Я ухитряюсь вставить:

– А Альбер?

– Он выходной сегодня, он дома.

– Где вы живёте?

– Сейчас увидишь.

Мы поднимаемся к церкви Святого Михаила по извилистым улочкам, тут и там попадаются ступеньки, ведущие к морю. Улица Лонг напоминает мне Марсель и историю с беретом: тут точно так же развешивают бельё на окнах. Небольшая арка перекинута через улицу на высоте второго этажа.

Почти прямо под ней Анри толкает низенькую дверь. Лестница уходит вниз, ступени крутые и узкие.

– Не шумите, сделаем ему сюрприз.

Он поворачивает ключ в замке, и мы оказываемся в маленькой столовой; я вижу большой буфет в прованском стиле, круглый стол и три стула. Сквозь приоткрытую дверь спальни мы замечаем Альбера, который читает, лёжа на кровати.

– Я тебе гостей привёл.

Альбер удивлён:

– Что такое? Почему ты не в парикмахерской?

– Угадай, кто тут у меня?

Альбер по натуре не очень-то терпелив. Он вскакивает с постели и входит в столовую.

– О, о, – говорит он, – да это же шпана!

Мы бросились ему на шею, мы все были счастливы, семья снова собиралась вместе.

Они поставили перед нами на стол лимонад, хлеб и шоколад. Когда я подивился такой невиданной роскоши, Анри объяснил, что с помощью некоторых манёвров тут можно было неплохо жить.

Мы рассказали им о наших приключениях с самого начала. Братья всё не могли наслушаться, и пять минут, на которые отпросился Анри, скоро превратились в целый час.

Они тоже рассказали нам, как добирались сюда. В поезде во время паспортного контроля первым протянул свои документы ехавший рядом с ними молодой человек, худой, как жердь. Он широко улыбался, излучая невинность и добродушие.

Немец с трудом читал по слогам:

– Раушен…

Тип любезно пришёл на помощь:

– Раушенберг. Симон Раушенберг.

У жандарма задёргался глаз:

– Вы француз?

Милый молодой человек, продолжая улыбаться, подтвердил это кивком.

– Проживаю в Париже, в XIV округе, на улице Д’Алезья.

Немец почесал подбородок в растерянности.

– Какого вероисповедания?

Раушенберг скромно кашлянул.

– Я, разумеется, католик, но прошу учесть…

Он воздел кверху палец, будто библейский пророк.

– Правоверный католик!

Потрясённый жандарм отдал ему документы. Бумаги Анри и Альбера он проверил уже машинально.

– Однако же этих молодчиков нужно будет куда-то поселить.

– Пока не подвернётся что-то получше, постелим вам матрас в столовой, вам там будет хорошо. В шкафу есть простыни и одеяла, стелить себе будете сами.

Анри вернулся на работу, а Альбер нагрел нам в кухне воды в большом чане, в котором потом мы искупались, намыливаясь чёрным мылом – липкой массой в жестяной коробке, которая не очень приятно пахла, но грязь отмывала просто чудесно; мне это было более чем необходимо, я мылся в последний раз очень давно. Мы надели чистое бельё, малость измявшееся в наших сумках, и я никогда в жизни не ощущал такой лёгкости в теле.

– А теперь вот вам поручение: держите деньги и список покупок, сегодня вечером устроим праздник.

Он вручил нам по авоське, мы взлетели по лестницам, перебежали улицу и ринулись на пляж Де-Саблет, находившийся в самом низу Старого города.

Песок был грубым, а пляж – довольно маленьким, но там не было ни души, только несколько рыбацких лодок, на которых сушились сети, слегка качаясь на волнах. Мы носились, скакали, танцевали, орали, мы были как пьяные от радости и ощущения свободы. На сей раз мы наконец обрели её, эту чёртову свободу.

Извалявшись в песке с ног до головы, мы немного полежали на животе, потом быстро искупались и с сожалением ушли оттуда.

На небольших площадях рыбаки играли в шары, костеря друг друга на местном наречии, напоминавшем итальянский. В многих магазинах нас просили назвать свою фамилию, и Морис отвечал: «Мы братья Анри и Альбера». Вопросы тут же отпадали – их, кажется, знал весь город. Мясник вручил нам огромных размеров антрекот, даже не заикаясь о талонах на мясо, а бакалейщица продала нам четыре кило картошки, шесть яиц, пучок салата и сто граммов просеянной муки. Я утвердился в мысли о том, что мои старшие братья отлично умели позаботиться о себе. Мы вернулись нагруженные, словно мулы.

– Братья Жоффо, за чистку принимайсь!

Мы устроились в кухне с ножами в руках, и я был изумлён, обнаружив через окно, что наша квартира находится высоко над морем: мы были как минимум на шестом этаже! Идти вниз по лестницам, чтобы попасть домой, и при этом оказаться на шестом этаже – это ли было не волшебство?

Втроём мы приготовили целый пир, и когда Анри пришёл с бутылкой вина, стол был накрыт, а картофель поджаривался на сковороде. Я себя не помнил, так сильно у меня текли слюнки.