Мешок с шариками

Уже не помню, как мы отужинали, Альбер налил нам с Морисом по полстакана вина, чтобы обмыть наш приезд, и это, видимо, окончательно добило меня. После того, как мы прикончили сыр (10 %-ной жирности, что было гораздо вкуснее) и Морис начал рассказывать про жёлтую звезду, кюре в Даксе и жандармов в Марселе, я заснул прямо на столе, положив голову на локти.

Я спал семнадцать часов подряд.

За этим последовали три восхитительных дня. Анри и Альбер уходили рано утром, мы вставали к девяти и после завтрака шли погонять мяч на пляже. Мячи в то время были не такой уж обыденной вещью. Наш мы одолжили у хозяйки дома, и с этих самых пор родилась моя любовь к футболу. Морис был за вратаря.

Мы отмеряли расстояние, положив на песок свои куртки, и я бил по мячу, пока хватало дыхания, издавая победные вопли, если Морису не удавалось перехватить мяч. Весь пляж принадлежал нам, и редкие прохожие только поглядывали на нас с высоты парапета.

Мы ходили за покупками, потом на скорую руку готовили себе что-то, так как Анри и Альбер ели вместе со своими нанимателями. Я был большим спецом по макаронам. Отварив их в подсоленной воде с кусочком маргарина, я посыпал макароны местным сыром «канкойот» – он в то время заменял нам грюйер, и его можно было довольно легко купить в магазинах – и ставил всё в печь подрумяниваться. Получалось просто божественно.

После обеда мы шли на разведку, и зона наших исследований постоянно росла. Уже на второй день на полпути от бухты Гараван мы обнаружили необъятную виллу с закрытыми ставнями. Вдоль неё шла длинная изгородь, и сквозь решётки, обмотанные толстой цепью, был виден густо засаженный сад, превратившийся в девственный лес. Там где-то должен был бродить Тарзан, и я удивлялся, что он всё никак не покажется, перепрыгивая с ветки на ветку.

Место было заброшенным. Хозяева, видимо, находились далеко – может быть, уехали из-за войны, а может, и умерли – бог знает, но здесь их не было. Цепляясь за нижние ветки груши, а потом пуская в ход короткую лестницу, мы проникали в рай.

Там были статуи, наполовину опутанные вьющимися растениями, и конечно же, пустой бассейн, выложенный жёлтой плиткой; его стенки изнутри покрылись мхом. Как-то мы провели там полдня, играя, взбираясь на пьедесталы и соревнуясь в бесконечных дуэлях, пока на колокольне Сен-Мишель не пробило шесть. Мы примчались домой во весь опор: у нас с братьями был договор, что мы должны прибираться в квартире и каждый вечер накрывать на стол.

После состряпанного на скорую руку ужина мы пошли спать. Как только мы легли, Морис поднял важный вопрос:

– Слушай, Жо, мы, конечно, отлично проводим время, но ты не думал, что можно попробовать чуток заработать?

Он показал рукой на комнату, где спали братья, и добавил:

– Так мы могли бы им немного помочь.

Они хорошо зарабатывали, тут вопросов не было, но два дополнительных рта имели значение, тем более что аппетит у нас был отличным. Морис отдал братьям то, что оставалось от тех двадцати тысяч франков, но он был прав – мы не могли сидеть у них на шее до конца войны. Кроме того, тут было ещё кое-что: с момента нашего отъезда из Парижа мы приучились рассчитывать только на свои силы и, таким образом, открыли для себя удовольствие справляться со взрослыми трудностями, оставаясь детьми.

Я не думаю, что наше решение найти работу объяснялось какими-то особенными муками совести, всё было проще: зарабатывать на жизнь стало для нас самой желанной игрой, более увлекательной, чем игра в футбол на пляже или исследование заброшенных вилл.

Чуть позже половины пятого[14] мы иногда сталкивались с мальчишками своего возраста. Конечно, несколько раз нам доставались обзывательства, которыми обычно награждают парижан в провинции, но когда тебе десять, сокровище в виде футбольного мяча хорошо улаживает подобные трения.

Через несколько дней я подружился с Виржилио, одним своим сверстником из местных, жившем в обветшалом доме на улице Бреа. После того как мы сыграли несколько партий в костяшки у него во дворе, он рассказал, что на каникулах ходит присматривать за коровами на одну ферму в горах над деревней Сент-Аньес. Платили там прилично, и хозяин хорошо к нему относился, но он не мог этим заниматься, когда был в школе.

Я вознамерился в тот же вечер обсудить это с Морисом и страшно гордился тем, что у меня уже что-то нарисовалось с работой, когда столкнулся с ним на улице Лонг; вокруг пояса у него был повязан большой фартук, а волосы и брови были в муке. Он обошёл меня, скотина такая, и уже устроился в пекарню ниже по улице!