Месма

Поля взглянула вдоль мрачной неосвещенной улицы с угрюмыми стенами домов. Дорога была обильно занесена снегом.

— Ой… я не могу! Вдруг мама вернется, а меня нет. Она станет волноваться!

— Не станет, — успокоила ее женщина. — Ты же сама сказала — ей еще час в очереди стоять! А мы с тобой обернемся за десять минут: туда и обратно! А там у меня еще такие конфеты есть, я тебе их тоже подарю.

— Правда?.. — Поля подняла на женщину широко открытые глаза. — Только мне страшно туда идти… Вы не могли бы сюда принести и куклу и конфеты?

— Не надо бояться, миленькая! — улыбнулась женщина. — Я ведь буду с тобой! И обратно тебя приведу… А если я пойду сама и принесу тебе куклу и конфеты, то — видишь, сколько здесь ребятишек? — она показала Поле на детей, катающихся с горки. — Они тоже голодные… Они увидят твои гостинцы и захотят и себе таких же, а у меня, Полечка, на всех леденцов не хватит… Так-то, милая!

— Ну хорошо… — согласилась Поля. — Мы ведь быстро, правда?

— Правда, Полечка… — женщина заботливо положила руку ей на плечо. — Мы с тобой быстро! А там и мама твоя придет — глядь, а у Полечки такие подарки!

Девочка радостно засмеялась.

Высокая незнакомая женщина повела ее в сторону мрачной, занесенной пологими сугробами улицы. Поля восторженно улыбалась, и ей было хорошо.

Примерно через полчаса Мария выбралась наконец из сумасшедшей толчеи, судорожно прижимая к груди только что купленный небольшой каравайчик свежего хлеба. Господи, повезло-то как! Теперь надо порадовать голодную дочку…

Она поспешила к горке, где все также катались по ледяной дорожке дети, и еще на ходу пыталась высмотреть среди них свою Полю, но… дочки она не увидела. Мария с замирающим сердцем подошла к подножию горки и растерянно огляделась.

— Поля! — громко позвала она.

Ответа не последовало. Вокруг суетились другие ребятишки, но ее дочки среди них не было.

Предчувствие непоправимой беды сдавило Марии горло, как стальной петлей.

— Ребята, — обратилась она к детям прерывающимся голосом. — Тут с вами девочка была… в серой шубке, синем шарфике… вы видели, куда она пошла?

Ребятишки хмуро и настороженно смотрели на незнакомую тетю.

— Вы Полю, что ли, ищете? — спросил один шустрый мальчик.

— Да, да! — вскричала Мария. — Поля ее зовут… Где она?

— Так ее какая-то тетя увела, — сказал мальчик деловито, но, взглянув на мгновенно исказившееся лицо Марии, тут же сам изменился в лице.

— Мы думали, это ее мама… — растерянно пояснил мальчик.

— Куда они пошли?! — отчаянно закричала Мария безумным голосом.

— Вот по этой улице… кажется…

Мария, не помня себя от ужаса, бросилась в направлении указанной ей улицы. Проваливаясь по колено в снегу, не обращая внимания на сбившийся с головы платок, она в распахнутом пальто кинулась бежать вдоль темных стен угрюмых домов. Хлеб выпал из ее рук, покатился по снегу прочь, и тотчас его подхватил какой-то неприметный человек, попавшийся навстречу и похожий на тень; припадая к земле, он совсем по-шакальи потрусил к ближайшей подворотне, где и пропал в темноте.

Но Мария ничего не видела и ничего не замечала. Она продолжала мчаться по улице, надрывно крича дурным, срывающимся на визг голосом, в котором не оставалось уже ничего человеческого:

— Поля!..Девочка моя, где ты? Поля-а-а!!!

Глава 8. Страсть людоедки

Город Краснооктябрьск, апрель, 1942 год.

Прохор Михайлович сидел в жилой комнатушке фотомастерской и уныло смотрел в окно на серую и грязную улицу. Настроение было подавленное, да и самочувствие неважное — как всегда бывало по весне, старые болячки давали себя знать. Отвратительному его состоянию способствовала к тому же и погода — сырая, пасмурная, промозглая…

В дверь, ведущую из подвального помещения, резко и требовательно постучали. Прохор Михайлович невольно содрогнулся — его всегда охватывала дрожь, когда он слышал стук в ЭТУ дверь. Впрочем, стук в дверь наружную вызывал у него приступ настоящего ужаса, ибо он постоянно жил в тягостном ожидании, что за ним вот-вот придут.

— Войдите… — вяло откликнулся он, хотя прекрасно знал, кто именно к нему пожаловал. В эту дверь всегда входила исключительно одна женщина… Вот только женщина ли она или какое-то иное создание, чуждое человеческой природе и обладающее лишь обличьем человека, Прохор Михайлович нередко определить с достаточной точностью не мог.

Дверь приоткрылась, и в комнату шагнула Августа. Прохор Михайлович отвернулся от окна и поднял на нее глаза. И как это бывало почти всегда, невольно замер при взгляде на нее — Августа всякий раз вызывала у него шок!

Ну не было на свете женщины столь же великолепной, как она!

По крайней мере, он не встречал… Она встала, выпрямившись во весь свой высоченный рост, посреди комнаты и бросила на сидевшего перед нею и собравшегося в комок соседа снисходительно-полупрезрительный взгляд. Под этим ее взглядом из-под полуопущенных век Прохор Михайлович показался самому себе каким-то жалким, слабым и ничтожным.

- Здравствуй, Прохор, — сказала Августа мягким и немного вкрадчивым голосом.

Для него этот ее голос всегда звучал прекраснее любой музыки.