Месть Акимити

— Ты, верно, не понимаешь, что имел в виду этот торговец, когда он сказал «Льют и льют»? А ведь он имел в виду любовное послание госпожи Исэ[493] принцу Гэндзи:

От любви к тебе,
От слёз проливных
Промокли рукава.
Не просушишь —
Льют и льют.

Вот что он хотел сказать.

Сказав так, дама про себя подумала: «Сердце влечёт меня к нему! Когда Оно-но Комати находилась в расцвете молодости и красоты, в неё влюбился Хэндзё[494], но он не смог преодолеть её холодность и умер от любви. Это был ужасный грех, но от судьбы не уйдёшь, и их имена оказались связанными навеки.»

Пусть судачат,
Всё равно
«Люблю!» —
Скажу тебе.
Молча не хочу пропасть.

Вспомнив про это стихотворение и размышляя о его смысле, дама вышла из дворца в сопровождении служанки. Её переполняло любовное чувство. Она подошла к постоялому двору, чуть слышно постучала в дверь и прочла:

Выйди — просуши
Под светлою луной,
Свои рукава,
Мокрые от слёз,
Что льют и льют.

Домэй услышал её и, будучи как бы во сне, открыл дверь, но, не покидая комнаты, с видом печальным прочёл:

Пусть я не выйду,
Но если сердце есть у тебя,
Свети
И мрак рассей
О, светлая луна!

Он был сам не свой от этой любви с первого взгляда… Рука об руку они вошли в комнату. В ту ночь, верные клятве, они были одним целым — словно пара мандаринских уток. Но прошла ночь, настало утро прощания. Домэй в знак любви отдал ей кинжал. Она спросила:

— Такой кинжал бывает только у женщин. Откуда ты его взял?

— Этот кинжал особенный. Младенцем меня оставили на мосту Годзё, приёмный отец вырастил меня. Потом он отдал мне этот кинжал — он был при мне, когда мать оставила меня. Я думал о ней, поэтому и хранил его и никогда с ним не расставался.

Когда он сказал так, женщину стали одолевать сомнения:

— А сколько тебе лет?

— Когда мать бросила меня, я был ещё совсем крошечным, теперь мне восемнадцать, — ответил Домэй.

— А какое было приданое у новорождённого?

— Узорчатая рубаха, а ещё стихотворение.

— Ты его помнишь?

Домэй тут же прочёл:

Пусть пройдёт
Хоть сотня лет,
Хоть двести

 —Запомню тебя
Младенцем.

Вот такое стихотворение, — сказал он.

Когда Идзуми Сикибу оставила ребёнка на мосту, она взяла себе ножны от кинжала — она верила, что это как бы часть её самой, поэтому она никогда с ними не расставалась. Теперь она достала ножны и вложила в них кинжал. Теперь ножны и кинжал нашли друг друга, теперь мать и сын, разлучённые столь долго, встретились. Вот такова наша жизнь в мире страданий… Идзуми Сикибу прозрела, и в ту же ночь она покинула столицу.

Она шла по берегу залива Оноэ, и в ушах её стоял колокольный звон, она шла по берегу залива Тосигата, и ей слышался неясный шум, она шла сквозь туман и облака, она поднялась в храм Сёся, что в провинции Харима, и стала ученицей преподобного Сёку[495]. Когда ей исполнился шестьдесят один год и она достигла высшей мудрости, она начертала на опоре храма стихотворение:

Из темноты
Мы рождены,
И в темноту уходит путь.
Свети же ярче,
Месяц над вершиной!

^[496]

Говорят, что выражение «опора со стихотворением», пошло с тех пор, как она начертала эти строки на опоре храма Сёся, что в Харима.

СОЛЕВАР БУНСЁ

Солевар Бунсё [497]

Среди радостных историй, которые знали в древности и рассказывают до сих пор, есть рассказ о солеваре Бунсё из провинции Хитати[498]. Несмотря на то что он был простым человеком, вся его жизнь от начала до конца была светлой и беспечальной.

В провинции Хитати когда-то было шестнадцать уездов, и находилось там чудесное святилище, посвящённое пресветлому божеству Касима[499]. Среди главных священников этого храма был один, которого называли Главным настоятелем. Он был очень богат. В четырёх направлениях он построил сорок тысяч складов, До краёв наполненных семью драгоценностями. Не одно, десятки тысяч разных сокровищ радовали сердце. У него было восемнадцать тысяч строений, слуг так много, что и не счесть, женщин и служанок — восемьсот шестьдесят. Пять его сыновей наружностью и талантами не имели себе равных. Среди многочисленных слуг Главного настоятеля был человек по имени Бунда. Он служил Главному настоятелю много лет. Бунда был из слуг низкого Ранга, но сердце имел благородное, всегда, и днём, и ночью, думал лишь о том, чтобы угодить господину. Бунда был предан службе в храме, и всё же Главный настоятель пожелал его проверить. Как-то он сказал:

— Ты служишь мне много лет, но больше ты не нужен. Уходи, куда хочешь, и живи, как знаешь. Когда твои мысли изменятся, можешь вернуться.