Месть Акимити

Ёритомо глубоко задумался. Шесть маленьких сосен пересадили за ограду Цуругаока, стали подбирать двенадцать девушек. Первой взяли Сэндзю-но маэ, дочь Тэгоси-но Тёдзя, второй — дочь Юя из Тотоми-Дзидзю, третьей была Камэдзуру из Кисэгавы, четвёртой — дочь Ямагэ-но тюдзё из Сагами по имени Тора Годзэн, пятой — Ботан из Ирумагавы, что в Мусаси. Начиная с этих, всего пригласили одиннадцать сирабёси. Камакура большой город, но ещё одной исполнительницы не хватало, и её не удавалось найти.

Кормилица подошла к Мандзю.

— У тебя и внешность хорошая, и в имаё ты мастерица. Ты должна пойти и исполнить имаё, Мандзю, — сказала она.

— Но ведь на этот раз это не обычные выступления. Случай необыкновенный, радостный, а я не могу собраться с мыслями. Что же мне делать?

Сарасина разгневалась.

— Такой случай! Да если тебе позволят выступать, может быть, тебе улыбнётся счастье!

Сарасина пошла к придворной даме и сказала ей:

— Мандзю очень искусна в исполнении имаё.

Дама доложила об этом супруге сёгуна и самому Ёритомо. Ёритомо очень обрадовался и захотел взглянуть на Мандзю. Мандзю пригласили, Ёритомо она понравилась и от имени супруги Ёритомо ей подарили двенадцатислойное хитоэ. Мандзю стала ещё краше. Равной ей просто не было!

И вот настал пятнадцатый день первой луны. Впереди — горы, слева от большого храма восседал Ёритомо и крупные и мелкие владетели восьми провинций, числом более восьмисот восьми. Справа сели приближённые сёгуна и его супруга, а дальше уселось множество приближённых и жён даймё из восьми провинций. И знатные, и простые, люди всех рангов собрались на представление, на холме Цуругаока даже конь не мог проехать. Из двенадцати сирабёси восемь вместе с семьюдесятью пятью придворными должны были исполнять кагура. Первой слушали Сэндзю-но маэ, дочь Тэгоэ-но тюдзё. В словах, понятных и знатным, и простым людям, говорилось о дороге из столицы.

Холм встреч Аусака не виден,
тучи скрыли месяц в ночи.
В Сэта мост Карахаси,
следом селенье Нодзи.
Скрыта густым туманом
Зеркалъная-Кагами-гора.
«Обломки рухнувшей крыши»

[648] —это застава Фува.
Постоялый двор Иносюку в Самэ,
вот и Овари в конце концов.

В Микава топорщится в разные стороны
мост Яцухаси — Восемь мостов.
В думах глубоких минует путник
мост Хамана.
Вот залив Ирусио, мечты о любви,
маленькая рыбацкая лодка видна.
Постоялый двор Юмихикима — Лучники.
О, луки из бересклета!
В горах Саёнонакаяма
перевалили пик Сэдо.
Уцунояма — гора Явь,
узка тропинка, заросшая травами.
Путник проходит Тэгоси,
вот и Киёми — застава.
На востоке чистое небо, ни тучи,
в такие ночи
Всякий, кто жил в столице,
дым над Фудзи увидеть хочет.
Рыбак Урасима драгоценную шкатулку открыл,
было это давно, а будто вчера…
Печально!
Хаконэяма — Шкатулка-гора.
До гор Камакурских осталось пройти
совсем немного.
Вот, наконец,
холм Журавлиный — Цуругаока.
Журавль — вот птица, что тысячу лет живёт.
Сосна — вот дерево, что тысячу лет растёт.
Жизни закон в Поднебесной един!
Славься! Славься! Наш господин!

Второй была Камэдзуру из Кисэгавы, она спела «Цветы леспедецы».

Прекрасны и мискант в Исэ,
И в Нанива — тростник.
В горах Камакура в росе
Трава, и в Мусаси
Прохладной зелени лугов
Прекрасно многоцветье,
Но не сравниться ничему
С двуцветной леспедецей.

Третьей была дочь Юя Дзидзю, она станцевала танец-кагура. Четвёртой выступала Ботан из Ирумагава, она спела «Обломки тушечницы».

Пятой была Мандзю. На ней была парадная одежда, подаренная супругой сёгуна. Весной ей исполнилось тринадцать. В своём двенадцатислойном хитоэ с рукавами на подкладке с цветочным узором она появилась из музыкальной комнаты. С чем её сравнить! Изяществом она превзошла бы камышевку, порхающую по ветвям дерева. Неожиданно громко она запела.