Месть Акимити

Выслушав их, Дзёрури сказала: «Странно! Всем известно, что не так давно в столице воины Тайра творили гнусные дела. Я слышала, будто канцлер был арестован, а министры и придворные — убиты. Неужели он один из них? Может, он пробирается на восток, выдавая себя за бедного простолюдина? Пригласите этого человека сюда, послушаем его игру на флейте. Мне хочется звуками бива и кото утешить этого господина в тех тяготах, которые сопровождают его путешествия. Что скажете?»

Вперёд вышла дама по имени Мондзю: «Наше время такое; если он и вправду столичная штучка — неудобно и на глаза ему показаться, а если деревенщина — стыдно с ним разговаривать. В век, когда и у стен есть уши, а камни умеют разговаривать, невозможно просто взять и пригласить к себе слугу торговца золотом. Да вам не подобает даже смотреть на него!» — сказала она, имея в виду, что пригласить этого человека совершенно невозможно.

Дзёрури выслушала её. «Мы не знаем точно, кто он такой. Могу подтвердить свою мысль разными высказываниями. Большому морю не страшна любая пыль. Где бы ни росла сакура, на ней распускаются прекрасные цветы. Лотосы растут в грязи. В песке находят золото. Нет… Он точно не простой человек! Он так искусен в музыке. Как он выглядит? Эй, кто-нибудь, пойдите и посмотрите на него!»

Сцена пятая

Тамамоносаэ тут же встала и вышла за ворота. Это была девушка лет шестнадцати. Она была сообразительной и красноречивой. Среди других она выделялась выдающимися способностями. На ней были семислойные одежды, голова покрыта красным шёлком. Волосы чуть не достают до пола — блестящие и красивые, как крылья зимородка. Выйдя за ворота, она бросила на Ондзоси лишь один взгляд и тут же вернулась и рассказала.

«Ну что ж, слушайте. Когда человек и вправду благороден, достаточно краешка луны в просвете между облаками, чтобы его рассмотреть. А поскольку он именно таков, выслушайте меня и успокойте своё сердце. Этот человек — не простолюдин. Думаю, что это высокородный господин из рода Минамото. Его одежды — хороши и изящны и заслуживают всяческих похвал.

Исподнее у него тёмно-синее катабира[84] с узором „горечавка“[85], бока не зашиты, и ворот — необычный. На платье из ткани, окрашенной способом макидзомэ[86], надето платье из шёлка, двухслойное платье узорчатой шёлковой ткани с китайскими узорами, двухслойная одежда „сакура-мандарин“, где верх оранжевый, а низ — зелёный, потом — белая одежда, потом — бледно-зеленоватого цвета, какого бывает чиж или ветки ивы. Внизу у него штаны „огути“ — „большой рот“[87], а сверху надето узорчатое хитатарэ[88] и штаны-хакама. Хитатарэ украшено цветами из тесёмок, сделанными знаменитыми японскими мастерами[89], и левые и правые тесёмки завязаны цветками сливы и сакуры. Сзади вышиты китайская обезьяна и японская обезьяна. Поскольку китайская обезьяна из большой страны, то она большая, а лицом — белая. Японская обезьяна из страны маленькой, она невысокая и лицом красная. Китайская обезьяна хочет перебраться в Японию. Японская обезьяна хочет перебраться в Китай. Поскольку граница между Китаем и Японией идёт по воде, то они встречаются в море у острова Тикура[90]. Граница, которую они хотят преодолеть, но не могут, вышита с тайным умением знаменитыми вышивальщицами. На левом рукаве до низа вышита тысяча криптомерий. Из-за криптомерий выходит луна. На правом рукаве до низа ярко вышита тысяча сосен, из-за сосен восходит едва заметное утреннее солнце. От левого плеча вниз ярко вышиты ворота-тории в храме бодхисаттвы Хатимана[91]. Верёвочка, украшающая левый рукав, сплетена из разноцветных нитей, она похожа на узор, получающийся на дереве, когда его долбит дятел. Остальное место занято изображением вечерней дымки над высокими горными вершинами и над вершиной Фудзи, движение воздуха изображено с истинным мастерством. Что до рисунка на штанах-огути, то здесь изображены семь белых стягов Минамото и семь красных стягов Тайра, так что на штанинах видны целых четырнадцать стягов на древках, они вышиты так, что ясно видно, как они полощутся на ветру.

Что до хакама, на подшивке пояса вышиты распускающиеся весенние ивы, прекрасно исполнены сто разных цветов. У цветов собралась сотня знатных господ, пируя, они любуются цветами. На лицевой стороне пояса внизу вышито осеннее поле. Камелия, колокольчик с крупными цветами, антистирия, патриния, мискант с чёрно-белыми полосатыми метёлками и „ниточный“ мискант — покрытое росой осеннее поле, колосья освещены молнией, всё это вышито так ярко. Внизу левой штанины на вышивке живо изображено возвращение в столицу лучшего японского художника[92], который провёл в горах Фудзисиро семь дней, созерцая семь селений Камакуры[93], но изобразить их так и не смог. Внизу правой штанины живо вышито, как в тоскливой, горестной бухте Тоотоми, от моста Хамана — будто душа — влечётся в вечерний залив чёлн[94]. Хитатарэ на этом юноше не из японского шёлка. Я подумала, не китайский ли это шёлк, он так хорош, что и в сердце не вмещается, и словами не описать.