Месть Акимити

В южной стороне сада тут и там были устроены живые бамбуковые изгороди и изгороди из бамбукового штакетника. Для любования луной поставлен дощатый навес, а для того чтобы любоваться цветами — решётчатая ограда из тонких дощечек кипарисовика. Здесь и пруд с песчаными отмелями. В пруду видны камни, они будто стоят, лежат, плывут, они похожи на изваяния будды — зелёные, жёлтые, красные, белые, чёрные. Мандаринские утки, сизые чайки, поганки, дикие гуси и утки — самые разные птицы облюбовали чистый песок. Смутный блеск ночной луны проникает в самое сердце. В пруду устроены три острова: Хорай, Ходзё и Эйдзё[60]. Для их украшения там высажены сотни цветов: красная слива, белая слива, махровая сакура, белая камелия, дикая азалия, пион, китайский душистый пион, ирис, крупноцветный колокольчик, антистирия, патриния, астра, горечавка, роза-кровохлёбка, белая хризантема, жёлтая хризантема, заячья капуста — «тысячелетняя трава». Плавучие растения дрожат, будто взволнованные какой-то вестью, и эта рябь не даёт рассмотреть отражение луны.

В восточной стороне сада устроены горы и выкопан пруд. Здесь растут шестьдесят шесть деревьев: китайская сосна, лиственница, пятиигольчатая сосна[61], маленькие сосёнки, какие вырывают в новогодний день крысы[62]. В соснах щебечут чижи, буроголовые гаички, большие синицы. В цветах селятся короткохвостые камышевки. Кажется, их сделали из золота и потом оживили.

На северной стороне — тоже пруд. Здесь как будто влачатся годы старика-угольщика, ждущего зиму, — его голова седа, одежда тонка[63].

Пусть это и не дворец Долгой жизни[64], однако сделан в подражание ему и прекрасен во все четыре времени года. Поскольку здесь сотни разных цветов, то имеются такие, что ещё не зацвели, а есть ветви, с которых цветы уже опадают. Там, где сильный ветер осыпал цветы, их лепестки плавают на волнах у кромки берега. С чем можно это сравнить? Только с прудами восьми добродетелей в раю[65], но хотя там мириады драгоценных лотосов, здесь ещё лучше. Чтобы перейти с берега на острова, перекинуты горбатые мостики, в прудах цветёт множество лотосов, волны мягко набегают на берег, веет лёгкий ветерок, луна чиста. Если бы здесь в зарослях павлонии и бамбука резвились павлины и птицы хоо[66], можно было бы подумать, что это и есть рай.

Сцена третья

Ондзоси смотрел на сад. «Как такое может быть? Уж сколько я видал всяких садов в столице, но такого до сих пор не попадалось! Кто бы мог подумать, что в дальней восточной земле есть такое место!» Его сердце затрепетало. Увиденное им было поистине удивительным. Хозяйку зовут Дзёрури. Она преуспела в искусствах и милосердна, а обликом такова, что нет ей равных ни в нашей стране, ни в других землях. Она поистине несравненна. Про обычную красавицу можно сказать, что она обладает тридцатью двумя достоинствами будды[67], но в таком случае Дзёрури обладает сорока двумя достоинствами!

О Дзёрури заботились двести сорок дам: восемьдесят прислужниц высшего класса и по восемьдесят среднего и низкого. Её отец — средний советник Минамото-но Канэтака из Фусими, правитель Микава. Её мать зовётся Тёся из Яхаги, она большая искусница и лучше всех на дороге Токайдо умеет приветить гостей. Не было ничего такого, чего бы не доставало родившейся у них дочери. Она искусно играла на бива[68], на кото, и столько ещё всего умела! Не было ничего, чего бы она не умела. А какое чтение занимало её? «Собрание старых и новых песен», «Собрание мириад листьев», «Повесть Исэ», «Гэндзи», «Сагоромо», «Коицукуси»[69]. Главным её увлечением были стихи — и вот она научилась понимать, что такое любовь. О её талантах знали во всей провинции. Изысканные дамы прогуливались в саду среди деревьев, в зарослях бамбука, под склонившейся к ним луной, они возглашали и сочиняли стихи, играли в стихи-цепочки рэнга[70].