Месть Акимити

Услыхав об этом, Бэнкэй обрадовался: «Среди людей мне нет равного, так покажу своё мастерство этому высокомерному созданию!» Из храма Тодзи он вернулся в столицу. «Вот здорово! День быстро клонится к закату. Интересно, это большой тэнгу с горы Атаго или маленький тэнгу с горы Хиэ? Эх, хорошо бы сразиться!» — Бэнкэй постоял, посидел, потом будто бы улёгся спать, а на самом деле стал ждать наступления ночи.

И вот наступила ночь пятнадцатого дня шестой луны. Бэнкэй нетерпеливо поглядывал туда-сюда, но тот, кого он ожидал здесь, в Киото, всё не появлялся. Крадучись, Бэнкэй подошёл к святилищу Китано. Бэнкэй в эту ночь был одет в свой любимый костюм: белая нижняя рубаха-катабира с незашитыми боками, хитатарэ, какое надевают под доспех, чёрный доспех, наручи, украшенные изображением дракона в облаках, поножи, отшлифованные как сандаловое дерево, длинный меч больше четырёх сяку торчал в сторону как «хвост чайки», под мышкой с левой стороны он зажал восьмигранную палку в восемь сяку, со всех сторон украшенную металлическими накладками, здесь и там были прикреплены металлические пряжки, середина ручки была накрепко обмотана струной от кото. Бэнкэй стоял в саду перед святилищем, будто бог-страж Нио[251].

А Ондзоси этой ночью был одет так: белое двойное платье, верх и подкладка сделаны из разных тканей, шёлковые широкие штаны, хитатарэ цвета морской волны, слегка набелён, зубы чернёные, голова покрыта тонкой тканью, на боку меч, отделанный золотом, он сидит перед возвышением святилища и творит молитву.

Ондзоси увидел Бэнкэя и подумал: «Что за странный человек! Я слышал о монахе по имени Мусасибо Бэнкэй из Западной башни, будто он — самый дурной человек во всей Японии. Может статься, это он и есть. А что если это вовсе не человек? Разве может человек быть таким чёрным и огромным? В Атаго, в Хира тамошний тэнгу чувствовал себя свободно со мной, так что, если это он, может быть, он вспомнит меня. А что если это бог-демон из страны демонов? Ведь он станет мучить меня!»

Почувствовав на себе его взгляд, Бэнкэй подумал, что это, должно быть, очень знатный юноша. А, услышав его голос, решил, что, возможно, это господин Усивака[252]. Что ж, будь что будет. Размышляя, что за дела могли привести сюда этого юношу, Бэнкэй, чтобы получше рассмотреть молившегося человека, вытащил чётки из плоских необработанных камней, но не стал ни читать дхарани[253], ни произносить молитву, а просто забормотал всякую ерунду. Сначала повторял: «Рон-рон…», потом: «Гурэн-гурэн…», перебирал чётки и не отрываясь наблюдал за Ондзоси. Облик этого человека был необычен, глаза сверкали, передние зубы немного выдавались вперёд, он был бел лицом и благороден.

Рассмотрев его золочёный меч, Бэнкэй решил, что отнять его будет очень легко, и уже прикинул его цену. Если преподнести такой меч храму Сёся, его хватит на возведение целой монашеской кельи! Надо рассмотреть поближе, чтобы точно оценить. Сбить человека с ног и рассмотреть. Бэнкэй прошёл рядом с юношей раз, два, на третий он вытащил палку в восемь сяку, которую сжимал под мышкой, и напал на Ондзоси. Ондзоси же посмотрел на него с видом птицы, привыкшей, что на неё охотятся. Ничуть не испугавшись, он легко вытащил меч, отбил удар и отпрыгнул на три длины лука[254].

— Отчего ты тёмной ночью нападаешь на людей, монах? — спросил Ондзоси.

— Сам ты монах противный! Дай-ка я тебя разгляжу!

С этими слова Бэнкэй снова напал на Ондзоси.

Ондзоси подумал, что было бы совсем неплохо взглянуть на умение монаха. Когда Бэнкэй ударял, Ондзоси закрывался, отражая Удары то левой, то правой рукой. Ондзоси был удивлён, увидев мастерство монаха: «Этот парень здорово дерётся палкой! Если не овладеть воинским мастерством, его не побить! Что ж, покажу и я своё умение!» От палки в восемь сяку, которая была в руках у Бэнкэя, он отсёк для начала один сяку вжик! Потом два сяку — вжик! И так раз за разом рассёк всю палку. Бэнкэй подумал: «Ерунда, конечно, но этот мальчонка отлично владеет мечом. Так и хочется его подбодрить!»

— Ну, руби, мальчик! — троекратно крикнул Бэнкэй, выхватывая свой длинный меч, и с воплем «не убежишь!» напал на Ондзоси.

Ондзоси тогда сказал: «Что ты злишься, монах? Ты же пошёл в монахи, тебе надлежит молиться. Убирайся отсюда, да поскорее!»

Бэнкэй услышал и забеспокоился: «Выходит, не я щажу его, а наоборот — он меня отпускает! Но только победа на словах — ещё не победа. Вперёд!»

С этими словами Бэнкэй снова бросился в бой.

Ондзоси постиг вершины боевого мастерства в Содзёгатани в глубине гор Курама. Бэнкэй же был знаменит искусством владения мечом во всей Японии. Они разнились, как долото и напильник, камень и металл. Звенели гарды и металлические накладки, они ожесточённо сражались с полчаса.