Месть Акимити

Кэйсюн удивился. „Дело вот в чём. Эти люди хотят поймать Куро Ондзоси, о котором я и во сне не слыхивал. А у меня хотят узнать, где находится сподвижник этого человека Мусасибо Бэнкэй. Для этого меня и вызвали в Рокухару. А ты кто такой, отчего спрашиваешь?“

Бэнкэй отвечал: „В детстве я был вашим послушником Вакаити. Погрузясь в молитвы, вы, наверное, вспомните этого мальчишку, маленького послушника из вашего храма. Это я“. Потом он крикнул: „Эй, вы! Если всё это устроено только для того, чтобы расспросить о Куро Ондзоси, имейте в виду, что этот старый монах и слыхом не слыхивал, где он. Об этом знаю я, Бэнкэй. Если хотите узнать об Ондзоси, сейчас же отпустите Кэйсюна. А меня можете арестовать“.

Бэнкэй глядел с ненавистью. Сэноо хотелось бы пленить и того, и другого, но он подумал: если разозлить этого монаха, он, пожалуй, просто-напросто отобьёт у них Учителя, а Сэноо не терпелось вернуться в столицу. Он сказал: „Если пойдёшь с нами, я отпущу старого монаха“. И Кэйсюна отпустили. Бэнкэй склонился перед Учителем. „Сейчас меня схватят, станут пытать и казнят. Сейчас последняя возможность, чтобы вы сняли с меня ваше проклятие, чтобы оно не стало препятствием на моём пути к Жёлтому источнику“, — попросил Бэнкэй, роняя слёзы.

Кэйсюн сказал: „Ты назвал своё имя, и я вспомнил тебя. Поскольку мы с тобой давно не виделись, я и представить не мог, каким ты стал. Мы столько времени не виделись, у меня и в мыслях не было, что ты захочешь пожертвовать своей жизнью ради моей. Пусть лучше казнят меня — я уже дожил до таких лет, когда жизни не жаль. А ты, когда достигнешь моего возраста, ты, пожалуйста, помолись и о моей будущей жизни“.

Бэнкэй ответил: „Даже если вы сейчас не уйдёте, воины меня уже не отпустят. Мне не убежать, так что уходите поскорее. И, пожалуйста, снимите с меня проклятие, наложенное при изгнании“, — попросил он со слезами.

— Ну, раз так, я возвращаюсь. Что до твоего изгнания, оно произошло по требованию монахов. Я тогда сказал тебе, чтобы ты на какое-то время ушёл. До настоящего изгнания дело не дошло, но раз ты просишь о прощении, я тебя прощаю.

Оба плакали, Учитель вернулся в монастырь.

Вот так и вышло, что похожий на бога-демона Бэнкэй ради спасения Учителя покорно протянул обе руки, и их связали крепкой верёвкой. Печально всё это! Бэнкэй в душе полагал так: эти ребята совершенные болваны. Обрадовались, что взяли его живым, болтают — довольны собой. Да ему ничего не стоит разрезать эту верёвку и размозжить головы Намбе и Сэноо. Об остальных слабаках и говорить нечего. Потом довериться своим ногам и убежать, поспешить туда, где сейчас Ондзоси. Всё это сделать не трудно, но Бэнкэй решил воспользоваться случаем и узнать в лицо людей из дома Тайра. Он нисколько не боялся оказаться в их стане.

И вот, презрительно посмеиваясь, похожий на бога-стража Нио, Бэнкэй стоял на песчаной площадке перед садом в Рокухаре. Его попытались силой заставить встать на колени, однако он даже не покачнулся.

— Это дерзость — стоять как Нио, тебе следует пасть ниц! — раздались голоса.

— Пасть ниц? Где вы видите божество? Здесь что, святилище Исэ? Или Кумано? Раз здесь пребывают Тайра, видно, и божество здесь какое-то никому не известное. Вы говорите, что вы потомки императора Камму, да только для потомков государей по прямой линии, которые пребывают в столице, вы — Высокочтимый башмак[267], и все над вами смеются. Сейчас правитель Аки Киёмори стал Высокопреподобным[268]. Великий министр Высокопреподобный Дзёкай, вот как зовётся этот человек. Что ж, я, Бэнкэй, тоже потомок императора Тэнти, правнук советника Цуцуми, член семьи Судзуки, сын настоятеля Кумано Бэнсина, и зовут меня Сайто-но Мусасибо Бэнкэй, так что по знатности я вам не уступлю. Перед кем мне здесь сгибаться в страхе?

Дзёкай рассердился. „Выведите этого монаха за ворота! Вон отсюда!“

— Слушаемся, — ответили ему.

Но сколько Бэнкэя ни пытались вытолкать, он и с места не сдвинулся.

Все, кто был в усадьбе, высыпали на двор.

— Ну-ка, хоть посмотреть на этого знаменитого Бэнкэя!

Бэнкэй потихоньку сказал стражу, который держал верёвку:

„Если ты позволишь мне сбежать, тебе этого не простят. Так что если ты не хочешь, чтобы я сбежал, слушай, что я скажу. Сделаешь, по-моему, сохранишь своё доброе имя“.

— А что я должен сделать?

— Вон там расселся весь дом, скажи мне, чтоб я знал, кто есть кто.