— Хочешь сказать, что в Гатчине было похлеще? Не соглашусь. И там, и здесь рисковал жизнью. Я таких вещей не забываю. С англичанами отдельно разберёмся, а вот ты… Как тебя вознаградить?
Сергей поднялся и, словно в прежние гусарские времена, вытянулся в струнку.
— Ваше разрешение написать портрет для меня лучшая награда, государь. О большем не мечтаю, — сказал с волнением.
— Напишешь меня, напишешь… Завтра придём в шхеры[5]
, устроимся, да и приступай. Я ловлю лососей, ты рисуешь. Все при деле. — Александр хмыкнул. — Какие-то наброски можно сделать и на яхте. Плавать будем две недели. Если чего-то не успеешь, закончим в Гатчине. А портрет я, само собой, у тебя потом выкуплю.Сергей поклонился. Про себя он твёрдо решил, что за будущую работу не возьмёт с императора ни копейки.
Победоносцев, кашлянув, бросил взгляд на Черевина. Тот слегка кивнул и встал.
— Не смеем далее отвлекать вас, Ваше Величество, — отчеканил он. — Разрешите удалиться?
Александр с улыбкой махнул рукой: дозволяю, мол.
Из императорской рубки Сергей выходил, испытывая противоречивые чувства. Милость самодержца, что скрывать, наполнила его радостью. Не терпелось взяться за кисть и создать портрет… нет, не императора, — человека. Но человека, огромного своей статью, делами и помыслами. Есть ли более увлекательная работа для художника? В то же время Сергей с глубокой грустью вдруг осознал простую истину: ничто не вечно, не вечен и гигант Александр. Болезни и время не щадят никого, будь ты хоть трижды самодержец. Оставалось лишь надеяться, что судьба и Бог продлят его дни, — на радость близким и во благо России.
Между тем разыгрался ветер. Морская гладь вздыбилась серо-зелёными волнами, и палубу стало заметно качать. Придворные уже почти все разошлись по салонам и каютам.
— Пойду я к себе, Пётр Александрович, — сказал Сергей, когда они спустились на свою палубу. — Вещи разложу и, может, посплю часок-другой до ужина.
— Да ты никак морской болезнью страдаешь? — ухмыльнулся генерал.
— А вы нет?
— Я — нет. Я, брат, при первых признаках принимаю стопку, а лучше две. И как рукой…
Недослушав, Сергей неожиданно нырнул за спину Черевина.
— Ты чего? — удивился генерал, оглядываясь на Белозёрова.
— Стойте спокойно, как ни в чём не бывало, — невежливо прошипел Сергей, осторожно выглядывая из-за плеча с погоном.
Мимо них, поправляя фуражку, прошёл морской офицер. Направился к лестнице, ведущей на нижнюю палубу и в служебные помещения.
На «Державе» Сергей был впервые, но этого офицера всё-таки узнал. Гладковыбритое продолговатое лицо с усами, застывшее выражение черт, тусклые рыбьи глаза… И — бородавка. Крупная бородавка на левой щеке…
В общем, только что рядом прошёл купец Коровин. Тот самый, которому Сергей недавно передал от Фитча три тысячи рублей, — якобы долг чести.
Какого чёрта этот лже-купец, связанный с британским резидентом, делает на царской яхте? Да ещё в офицерской форме?
Генерал-адмирал, великий князь Алексей Александрович, ведавший всеми морскими делами России, был достаточно умён, чтобы флотоводцем себя не считать. Говоря откровенно, морскую службу он не любил, предпочитая иные, более приятные занятия, связанные с гастрономией, вином и женщинами. Однако в случаях, когда в море выходил августейший брат, скрепя сердце сопровождал его согласно протоколу. При этом, разумеется, непосредственное управление яхтой, которую выбрал для путешествия император, осуществлял старший офицер судна. В случае «Державы» это был капитан первого ранга Лисовский.
Сейчас достойный офицер, как и великий князь, пребывал в растерянности. Несколько минут назад в генерал-адмиральскую рубку буквально ворвались двое. И если молодой человек в штатской одежде был незнаком, то генерала Черевина Алексей Александрович с Лисовским знали преотлично. Генерал с порога спросил, известен ли командиру корабля офицер, соответствующий таким-то приметам? Сергей подробно описал мнимого Коровина. Лисовский нахмурился.
— Судя по вашим словам, это капитан-лейтенант Малеев, начальник машинного отделения, — сказал он. — Но я бы хотел понять…
— Простите, а вы не ошибаетесь? — невежливо перебил Сергей.
— Молодой человек!.. Кстати, как вас зовут?
— Белозёров Сергей Васильевич, художник.
— Приглашён на яхту для работы над портретом Его Величества, — быстро уточнил Черевин.
— Очень хорошо, — озадаченно сказал Лисовский, обменявшись взглядом с великим князем. — Так вот, Сергей Васильевич: на «Державе» ограниченное количество офицеров. А с бородавкой на щеке и вовсе один, — Малеев. Ошибиться я не могу.
В разговор вступил генерал-адмирал.
— А теперь, Пётр Александрович, я жду, что ты объяснишь своё внезапное появление и странный расспросы, — внушительно произнёс он.