В сумраке темной комнаты отсчет Странника звучал, как удары маятника.
— … пять, шесть, семь!
Его руки вновь легли на грудь магистра, и удар энергетической волны, прошедшей сквозь грудную клетку, запустил остановившееся сердце. Распахнутый рот судорожно схватил живительный воздух, выгнулось охваченное судорогой тело, и Эрторий Данациус открыл глаза. Тяжелый кашель и рвота выворачивали магистра еще несколько минут, пока тот пытался совладать с вернувшимся к жизни телом. Наконец он сел и, утерев мокрый от испарины лоб, произнес:
— Никогда больше не делай со мной такого. — Глаза с красными прожилками лопнувших капилляров взглянули с печальной самоиронией.
— Как скажешь. — Странник понимающе улыбнулся и повторил, помогая магистру встать. — Как скажешь.
Прошаркав непослушными ногами до кресла, Эрторий опустился на подушки и затих, стараясь собраться с мыслями. Странник, подождав немного, все же не вытерпел:
— Так что, оно того стоило? Ты узнал, что хотел?
Приложив усилие, магистр поднял голову:
— И да и нет!
Его собеседник не стал задавать больше вопросов, дав ему самому возможность пояснить.
— У меня есть имя человека, убившего Алкмена. — Эрторий задумался, стараясь упорядочить свои мысли. — Но судьба принцессы по-прежнему остается под вопросом. К тому же появилась еще одна заинтересованная сторона, чьи конечные планы не совсем ясны для меня. Шейх Хилами аль Биди взялся вести сардийцев в погоню за похитителями, но что-то подсказывает мне, что вызволением внука он не ограничится.
Еще помолчав, он продолжил так, словно решил для себя одну очень важную задачу:
— Похитители — почти наверняка люди Варсания, и для нас самое важное, чтобы Роза Сардии не попала в имперскую канцелярию. Любой другой вариант нас бы устроил, а месть за Алкмена можно отложить до лучших времен — бешеный принц никуда от нас не денется. Другой вопрос, сумеют ли сардийцы даже вместе с шейхом вернуть принцессу? Я не уверен. Две предыдущие попытки прошли на моих глазах, — тут он улыбнулся, оборот показался ему забавным, — и обе оказались неудачными. В обоих случаях варвары действовали очень решительно, опережая на шаг своих соперников. Теперь же, когда они имеют значительную фору, шансы уйти стали у них еще выше.
Великий магистр замолчал, и некоторая недосказанность повисла в воздухе. Пауза затягивалась, и Странник, уже понявший желание старого «друга», сделал первый шаг:
— Вижу, ты хочешь еще о чем-то попросить меня.
— Да. — У Эртория не было сейчас сил на словесные игры. — Я не могу допустить, чтобы принцесса попала в руки Варсания, но и людей, способных помешать этому, у меня сейчас нет. Все, что я могу, — попросить тебя отправиться туда и решить вопрос по своему усмотрению, исходя только из одного — Сцинарион не должен заполучить Розу Сардии.
Глава 20
Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
Лагерь императорской армии под стенами Ура
Со времени смерти императора в его шатре практически все осталось на прежних местах: все те же ковры покрывали пол, те же помпезные светильники высились по углам, но внутренний облик неузнаваемо изменился. Изменился с исчезновением всего одной вещи — походного трона императора. Его убрали после заключения соглашения о регентстве. По обоюдному решению обе стороны признали, что занимать трон, пусть и походный, может только сам базилевс, а раз его нет в армии, то трон, как и все символы императорской власти должны быть отданы на сохранение, и ни одна из сторон не имеет права их использовать. Трон унесли, скипетр спрятали, но шатер тем не менее отдали в распоряжении Иоанна, поскольку его партнеры-соперники благоразумно остались на территории диких легионов и отказались занять свои прежние апартаменты.
Сейчас упругое плетение ковра от лучших сардийских мастеров проминалось под нервными шагами Иоанна, а тяжелые бархатные занавеси слегка приглушали его эмоциональную речь.
— Я не понимаю! — Цезарь остановился и резко обернулся к своим советникам. — Почему после достижения соглашения армия должна оставаться под стенами Ура? Разве не логичнее было бы вернуться в столицу и реально узаконить принятое решение?
Сидящие друг напротив друга Прокопий и Наврус переглянулись. Во взглядах обоих читалась одна и та же мысль: «Господи, откуда в этом разумном юноше столько потрясающей наивности⁈» Поскольку патрикий замялся, тяжкую ношу вразумления высокорожденного взял на себя Фесалиец.
— Мой цезарь, если позволите, я дам вам очень полезный совет.
Иоанн ничего не ответил, и Наврус посчитал этого достаточным.
— Никогда, никогда больше не произносите этих слов, даже наедине с собой, ибо они могут убить вас гораздо быстрее стали.
— Что в них опасного? — Губы цезаря упрямо сжались в нить. — Я лишь хочу выполнить условие договора и принести мир своей стране.
Тяжело вздохнув, стратилат армии выпрямился в кресле.