Головка ее неестественно вывернулась, а открытые глаза невидящим взором уставились в потолок. Все помещение было забито бумагами и папками. Пыль, лежавшая повсюду равномерным слоем, свидетельствовала о том, что люди посещали это помещение довольно редко. Один из ящиков металлического шкафа оказался выдвинутым, и было заметно, что оттуда что-то вынимали.
И снова я пришел слишком поздно…
Швейцар испуганно схватил меня за руку и старался не смотреть на убитую. Я опустился рядом с ней на колени. Никаких видимых следов ранений я не заметил, но ее красивое даже в смерти личико было искажено от боли. Единственный, но умело нацеленный удар сломал ей шейные позвонки. Я осторожно разжал ее судорожно сжатые в кулак пальцы и обнаружил в них клочок бумаги. На нем печатными буквами было написано: «…во время регулирования громкости надо…»
По отсутствию пыли на четырехугольнике пола можно было сделать вывод, что здесь стоял какой-то ящик. А следы, тянувшиеся от этого места, показывали, что его уволокли в коридор. Но там тоже не оказалось никакого ящика. Я оставил дверь открытой и прошел в приемную. Швейцар следовал за мной, как приклеенный. Он находился в полной прострации и ничего не соображал. Придвинув к себе телефон, я снял трубку и попросил соединить меня с полицией. Я дал полицейскому адрес, где находится убитый человек, после чего приказал швейцару отвезти меня вниз на лифте. Мои смутные предположения оказались верными. Дверь черного хода, которая, как уверял швейцар, должна быть закрыта, оказалась широко распахнутой, и это свидетельствовало о том, что убийце удалось покинуть место преступления.
Старик на коленях умолял меня не оставлять его в обществе мертвеца, к тому же он опасался возвращения убийцы. Но я отстранился и выбежал на улицу. Быстро свернул за угол и уселся в машину.
Теперь я знал, где искать убийцу!
Хотя снег доставил мне в эту ночь много неприятных минут, теперь я не обращал на него никакого внимания. Откинувшись на сиденье, я курил сигарету.
«Бедная маленькая Конни», — горевал я.
Поганый грязный мир был покрыт чистым и пушистым снежком. Я завел двигатель и неторопливо двинулся с места. Через пятнадцать минут показался хорошо знакомый дом. Почти все окна были освещены, но я никак не мог понять, горит ли свет в той квартире, которая мне нужна.
Затянувшись последний раз, я бросил окурок в водосточный желоб, где он с шипением погас. Вот и нужный подъезд. Рука без колебаний потянулась к звонку. Дверь отворилась, и я стал не спеша подниматься по лестнице. Секунды и минуты не играли сейчас никакой роли.
Дверь квартиры была открыта.
— Добрый вечер, Джун.
Не ожидая ответного приветствия, я прошел мимо нее в комнату и быстро осмотрелся. Точно так же я поступил и в других помещениях. Заглянул под мебель, перерыл каждый уголок, где можно спрятаться. Перед моими глазами все время стояло искаженное болью и страхом личико Конни, и я крепко стиснул зубы, чтобы не застонать.
Клайда нигде не было.
— Где он прячется? — резко спросил я.
Джун с оскорбленным видом подняла глаза. Одна ее рука была засунута в карман шелкового халата, другую она прижала к груди.
— Но послушай, Майк… — Больше она ничего не успела сказать.
— Где он, Джун? — В моей руке появился пистолет с уже спущенным предохранителем.
Она закрыла глаза, губы ее дрожали. Джун медленно попятилась от меня в гостиную.
— Вы спрятали его, Джун, это я точно знаю. Он у вас. Где он?
Джун, запинаясь, проговорила:
— Как вы можете такое утверждать, Майк?
Джун смотрела на меня широко раскрытыми глазами. «Нет, — говорили ее глаза, — я не виновата. Как ты вообще можешь думать такое?»
Но я почему-то уже не верил этим красивым и в то же время лживым глазам.
— Где он? — уже громче повторил я и поднял пистолет, направив его на ее высокие упругие груди, прятавшиеся за ночным халатом.
— Но, Майк, вы же сами все осмотрели и убедились, что кроме меня тут никого нет. Прошу вас…