Месть Осени

Праздновать я не собиралась. Залила кофе в глухо закрывающийся стаканчик, выглянула на улицу – солнечные блики окрашивали надгробия розоватым. Туго заплела косу, стоя перед зеркалом. В этот день ничего не изменилось: на коже не добавилось тонких морщинок, на голове – седых волосков. Я начала их замечать после разговора со Смотрящим в кафе – и не выдергивала, наблюдая, как они множатся с каждым новым фактом о Тёме.

В полутемную комнату скользнул желтый луч, и я очередной раз подумала: удивительно, насколько мне не подходит собственный день рождения. Застывший на границе между весной и летом, он каждый раз претил мне чириканьем птиц, буйством цветов и изумрудной россыпью на деревьях. В школьные годы я обычно брала с собой вкусный фруктовый чай и ехала гулять по одному из московских кладбищ, в прохладную тишину под раскидистыми елями.

Я подхватила корзинку с садовыми принадлежностями и тихо усмехнулась. Ничего не изменилось: вот она я, вот оно кладбище. Обыкновенная жизнь. Только заплачено за нее чужими жизнями. И болью стольких людей, что трудно сосчитать.

Я привычным маршрутом двинулась по узкой дорожке – прямо, направо, снова направо, миновав Пандору, в сектор с новейшими захоронениями. Понятия не имею, почему они зовутся новейшими, а не новыми… Остановилась, не дойдя до кирпичной стены кладбища несколько метров. Собравшись с силами, взглянула на надгробную надпись. «Семёнов Константин Игоревич». Внизу, под датами рождения и смерти, старомодным почерком с завитушками выведено: «Ты не забыт».

Я наклонилась поправить искусственные белые лилии в изножье могилы. Живые цветы приносить не стала – они неизбежно завянут. А я не хочу, чтобы на могиле Кости что-то умирало. Даже цветы.

Я присела на скамейку. От нее пахло свежей краской – не голубой, как на других, а цвета мокрого асфальта. Чтобы поставить ее, пришлось звонить Костиной маме, представляться помощником смотрителя, плести байки о реорганизации кладбища и просить разрешения на изменение участка.

Я открутила крышку стаканчика и вдохнула пряный запах горячего кофе. Судя по безжизненному голосу, маме Кости было все равно, что сделают с могилой сына. Я даже на секунду задумалась: может, сказать ей правду? Вдруг это вернет жизнь в ее голос? Хотя вряд ли. Из нас двоих в той усадьбе Лестер ведь спас меня, а не Костю.