Месть Осени

Я сделала первый глоток. Пока росла, Лестер всего пару раз поздравлял меня с днем рождения – на тринадцать и шестнадцать лет. Оба раза заявлялся в сияющем камзоле, с тростью с сапфировым набалдашником и копной белоснежных волос – воплощенные грация и изящество. В тринадцать он показал мне морг. В шестнадцать, загадочно улыбнувшись, перенес во дворец с высокими сводами, подозрительно напоминающий тот, что я помнила из диснеевского мультика про Золушку. Галантно протянул мне руку, будто собирался пригласить на танец. Я тогда проворно спрятала кисть за спину и потребовала вернуть меня домой.

– Какая же ты задница, Лестер, – пробормотала я. – От Кости и Тёмы хотя бы что-то осталось. А от тебя ничего.

Второй день рождения я проводила так: предаваясь грустным мыслям на могиле Кости и размышляя, как сложилась бы его жизнь, не погибни он слишком рано.

В этот раз долго грустить не пришлось. Позади раздался молодой сердитый голос:

– Ты же обещал! Вместе до гроба. Рассказывал свои байки. Пел! Ненавижу тебя! Козел!

Я завертела головой в поисках говорящего – точнее, говорящей. Через пролет от меня, зажав в руке красные гвоздики, стояла девочка лет четырнадцати, в коротком желтом платьице и белых гольфах, с обильно подведенными черным глазами. Волосы у нее тоже были черные и очень длинные, а на руках красовались сетчатые полуперчатки без пальцев.

Я вернулась к кофе. Три месяца работы на кладбище научили игнорировать истерики. Иногда мне казалось, что я могу задремать под чужие рыдания.

– Ты сволочь! Мудак! Ты же обещал!

Очередная грустная мысль о Лестере растаяла, не успев оформиться.

– Ненавижу тебя! – Вслед за словами послышались глухие всхлипы.

Я вздохнула. Вокруг, как назло, никого не было. Над могилами висела особая тишина, что бывает только на кладбищах. Слова девочки я слышала так ясно, словно она выкрикивала их у меня над ухом.

Кофе. Нужно хотя бы допить кофе, и тогда ритуал можно считать законченным…

– Я тебе покажу, как мне тут одной!

– Осторожно! – воскликнула я, когда девочка, разломав гвоздики, ударила кирпичную стену с мемориалом – и тут же взвизгнула от боли.

Стаканчик пришлось оставить на скамейке. Я подбежала к ней, плачущей, прижимающей к себе опухающую кисть. Больно было, наверное, ужасно.

– Эй, – помедлив, я все-таки дотронулась до ее плеча, – помощь нужна?

Девочка была совсем еще зеленая: под слоем белой пудры и тональника скрывались мелкие подростковые прыщики, из-под потеков туши на меня смотрели доверчивые глаза.